Новые вопросы, на которые я не знаю ответов.

Будь проще: старик всегда охотно путешествовал, ему это нравится. Нет никаких причин считать, что он направляется не в Юго-Восточную Азию…

Вновь зазвенел телефон. Я включил громкую связь, и далекий голос Майло заполнил кухню.

— Появились новые озарения?

— А как насчет реальных фактов? — спросил я. — Николас Хансен не мог участвовать в убийстве Джейни. В начале июня он заканчивал обучение в Колумбийском университете. После выпускной церемонии отправился в Амстердам и провел там все лето, изучая старых голландских мастеров.

— Если только не вернулся домой на выходные.

— Из Нью-Йорка в Лос-Анджелес на выходные?

— Не забывай, они из богатых семей.

— Все возможно, но Хансен не похож на остальных членов «Королевской рати». Его жизнь сделала неожиданный поворот, и если тебе не удастся обнаружить связь между ним Коури, Коссаками и Брэдом Ларнером, готов поспорить, что он перестал поддерживать с ними отношения.

— Значит, он не представляет для нас никакого интереса.

— Напротив. Он способен на озарения.

— И мы навестим его и скажем, что хотим поболтать о его старых приятелях, убийцах и насильниках?

— А у тебя есть другие содержательные идеи? — поинтересовался я.

Майло ничего не ответил.

— Что ты собираешься делать сегодня? — спросил я.

— Попытаюсь что-нибудь разузнать о Коури-младшем. Его отец был отвратительным типом, и газеты охотно о нем писали. Он использовал бандитов, чтобы выколачивать ренту из своих постояльцев. У меня создается впечатление, что Коури-младший сохранил связи с этими ребятами. Сомнительные типы и сейчас работают на его парковках.

— Тут я могу кое-что добавить, — ответил я и рассказал о посещении гаража.

— Использовал «севилью» в качестве легенды? — спросил он. — А тебе не пришло в голову, что Коури отказался от работы, поскольку не поверил тебе? Господи, Алекс…

— А почему он мог мне не поверить? — удивился я.

— Кто-то во вражеском лагере знает, что мы пытаемся возобновить расследование убийства Инголлс. Именно ты получил посылку с проклятым альбомом, поскольку кому-то известно, что мы работаем вместе. Алекс, ты поступил чертовски глупо.

— Коури просто не заинтересовал заказ, — возразил я, не слишком веря в собственные слова. — По-моему, ему не нужны деньги.

— У него в мастерской велись другие восстановительные работы?

— Да, — пришлось признать мне.

— Иными словами, Коури берет заказы, но не захотел иметь дело с тобой. Алекс, давай обойдемся без импровизаций.

— Хорошо, — не стал спорить я. — Связи с бандитами позволяли Коури решать самые разные проблемы. Например, позаботиться о Люке, а также об Уилли Вернее и Кэролайн Коссак. И о Лестере Поулсене. Я нашел сведения о нем — не подвергаясь опасности, при помощи компьютера, — так вот, он умер менее чем через две недели после того, как Кэролайн покинула «Школу успеха». Его убили двумя выстрелами в голову в заброшенном доме в Уоттсе. Потом дом пытались поджечь. Поулсена перевели из отдела служебных расследований в отдел по расследованию убийств — весьма возможно, что именно ему поручили дело Джейни Инголлс.

— Сожгли, — сдавленно проговорил Майло. — А что он делал в Уоттсе?

— В газете ничего об этом не сказано. Кстати, статья напечатана в газете Сакраменто. А детектива убили в Лос-Анджелесе. Но в газетах Лос-Анджелеса ничего нет.

— А где именно в Уоттсе его убили? Я прочитал адрес.

Никакого ответа.

— Ты меня слушаешь?

— Да… ладно, встречай меня в Беверли-Хиллз через час. Пришло время насладиться искусством.

Зеленый «БМВ» Николаса Хансена стоял перед домом на Северной Роксбери-драйв. Вдоль улицы были высажены вязы, которым приходилось бороться за выживание. Некоторые деревья сдались, и их почерневшие ветки отбрасывали черные тени на чистые тротуары. В Беверли-Хиллз царила обычная тишина, которую нарушали лишь садовники, подравнивающие траву на лужайках перед роскошными особняками.

Майло сидел в новой взятой напрокат машине — серый «олдсмобиль» — в шести домах к северу от ничем не примечательного особняка Хансена. К моменту, когда я выключил двигатель, Майло успел подойти к моей машине.

— Новые колеса, — заметил я.

— Разнообразие — мой девиз, — проворчал он. Бледное лицо Майло блестело от пота.

— Что заставило тебя сменить автомобиль?

— Входя в контакт с Хансеном, мы сильно рискуем. Если он продолжает общаться с прежними приятелями, нам следует ждать серьезных неприятностей. Если нет, мы можем не извлечь из беседы ни малейшей выгоды.

— Но ты решил с ним встретиться.

Майло вытащил носовой платок и вытер лоб.

— Мы зашли в тупик. К тому же я не говорил, что поступаю умно.

Мы подошли к владениям Хансена. Майло прищурился и заглянул в окошко «БМВ».

— Чисто. Он содержит машину в отличном состоянии. Когда Майло остановился возле двери и нажал кнопку

звонка, мне показалось, что ему хочется что-нибудь сломать.

Дверь открыл сам Николас Хансен в старых черных брюках, белых кроссовках, с немного рассеянным выражением лица. На пальцах виднелись следы коричневой и красной краски, но других указаний на его профессию я не заметил. Он оказался высоким и худощавым, с неожиданно пухлым лицом, и выглядел скорее на пятьдесят, чем на сорок. Мягкая шея, глаза цвета речного ила, сероватый рот, окруженный морщинами, лысый череп с синими венами и жалкими остатками волос. Кризис среднего возраста успел согнуть его плечи. Мне он почему-то показался похожим на разочаровавшегося адвоката, взявшего выходной.

Майло показал полицейский жетон, и мутные глаза Хансена оживились. Однако голос у него оказался тихим и невнятным.

— Полиция? А в чем дело?

Я стоял за спиной Майло, но все же ощутил пары алкоголя в дыхании Хансена.

— Средняя школа, — сказал Майло, его голос прозвучал резко, и он даже не добавил смягчающего «сэр».

— Средняя школа? — Хансен заморг amp;ч, и испачканные пальцы левой руки коснулись лысого черепа, словно на него обрушился приступ мигрени.

— «Королевская рать», — добавил Майло.

Хансен опустил руку и потер пальцы, счищая краску.

— Не понимаю, о чем вы говорите — я работаю.

— Это важно, — сказал Майло, продолжая держать перед собой руку с полицейским жетоном и вынуждая Хансена сделать шаг назад.

— «Королевская рать»? — спросил Хансен. — Но это же было очень давно.