— Он казался ужасно расстроенным.

— Самоубийство из-за угрызений совести? — спросил Майло.

Хансен ничего не ответил.

— Вы считали, что у Чепмена были галлюцинации, однако покинули Лос-Анджелес, даже не попытавшись убедить его, что ничего не произошло.

— Но это не мое… чего вы от меня хотите?

— Подробностей.

— О чем?

— Об убийстве.

— Мне больше нечего сказать.

— Почему Чепмен испытывал угрызения совести, если ничего не произошло?

— Не знаю, я не умею читать чужие мысли! Вся эта история — настоящее безумие. В течение двадцати лет о ней ни слова не написали в газетах, а теперь вдруг такой интерес!

Майло обратился к записям в своем блокноте.

— Как вы узнали о смерти Чепмена?

— Мать написала в своем еженедельном письме.

— И что вы тогда почувствовали?

— А как вы думаете? Я чувствовал себя ужасно. Как еще я мог себя чувствовать?

— Вы чувствовали себя ужасно, а потом обо всем забыли.

Хансен поднялся на ноги. В уголках рта появились белые комочки слюны.

— А что я должен был сделать? Пойти в полицию и повторить сомнительную историю, рассказанную утонувшим Люком, который употреблял наркотики? Мне было двадцать два года, видит Бог, что я мог сделать?

Майло холодно посмотрел на него, и Хансен вновь опустился в кресло.

— Судить других легко.

— Давайте вернемся к подробностям убийства, — предложил Майло. — Девушку изнасиловали в подвале. А где, по словам Чепмена, ее убили?

Хансен с тоской посмотрел на Майло.

— Он сказал, что рядом с домом находилось крупное поместье, но там никто не жил. Они решили перенести девушку туда. Люк сказал, что она потеряла сознание. В лесу они принялись рассуждать о том, как заставить ее молчать, — ведь она могла на них донести. Тогда и дошло…

— До крови.

Хансен закрыл лицо руками и шумно втянул в себя воздух.

— Кто «они»? — уточнил Майло.

— Все, — не убирая рук от лица, ответил Хансен. — Вся «Королевская рать».

— Кто именно? Назовите имена.

— Вэнс и Люк, Харви и Боб Коссаки, Брэд Ларнер. Вся компания.

— «Королевская рать», — повторил Майло. — Парни, с которыми вы больше не встречаетесь. Парни, которые живут рядом, но совсем вас не тревожат.

Хансен опустил руки.

— А мне следует их опасаться?

— А вам не кажется странным, — осведомился Майло, — что за три года вашей жизни в Лос-Анджелесе вы ни разу с ними не столкнулись?

— Город большой, — пожал плечами Хансен. — Настолько большой, насколько вы сами того хотите.

— Разве вы не вращаетесь в тех же кругах?

— Я веду замкнутый образ жизни и редко выхожу из дома. Все необходимое мне доставляют — продукты, чистое белье. Живопись и врачи, которые лечат мать, — вот и весь мой мир.

Тюрьма, подумал я.

— А вы следили за жизнью остальных членов клуба? — спросил Майло.

— Я знаю, что Коссаки занимаются строительными подрядами — видел их имена на строительных площадках. Вот, пожалуй, и все.

— А чем занимается Вэнс Коури?

— Понятия не имею.

— Брэд Ларнер?

— Аналогично.

Майло что-то записал в блокнот.

— Значит, ваши приятели притащили неизвестную девушку в соседний особняк и стали выделывать с ней всякие штуки, полилась кровь.

— Они не были моими приятелями.

— Кто убил девушку?

— Люк не сказал.

— А как насчет изнасилования? Кто стал инициатором?

— Он… у меня создалось впечатление, что в нем участвовали все.

— Но Чепмен не был уверен, участвовал ли он сам?

— Возможно, он лгал. Или отрицал, не знаю. Люк не был жестоким — но я могу себе представить, что он последовал за остальными. Однако сам по себе он никогда не стал бы насильником. Он сказал, что чувствовал… себя парализованным — словно его вдруг отказались слушаться ноги. «Я не мог пошевелиться, Ник. Словно я попал в зыбучие пески», — так он сказал.

— А остальные были способны на групповое изнасилование и убийство?

— Не знаю… я считал их клоунами… может быть. Я лишь хочу сказать, что Люк был самой настоящей тряпкой. Большой светловолосый ребенок.

— А остальные?

— Остальные не были тряпками.

— Итак, они убили девушку, чтобы заставить ее молчать? — уточнил Майло.

Хансен кивнул.

— Но этим дело не ограничилось, Николас. Если бы вы видели тело, то сразу бы все поняли. Вы бы не стали рисовать такое.

— О Господи! — тихо проговорил Хансен.

— А Люк Чепмен не сказал, кто первым предложил убить девушку?

Хансен покачал головой.

— А вы не могли бы сделать предположение? — настаивал Майло. — Если вспомнить всех членов клуба.

— Вэнс, — без колебаний ответил Хансен. — Он был лидером и самым агрессивным из всех. Именно Вэнс выбрал девушку из тех, кто пришел на вечеринку. Если бы мне пришлось строить догадки, то я бы сказал, что именно он начал ее резать.

Майло захлопнул блокнот и наклонился вперед.

— А кто сказал, что девушку резали, Николас? Хансен побелел.

— Вы сказали… вы сказали, что на тело было страшно смотреть.

— Чепмен сказал, что девушку резали, верно?

— Возможно.

Майло встал, медленно подошел к Хансену и остановился всего в нескольких дюймах от застывшего в ужасе художника. Он поднял руки, словно хотел защититься.

— Что еще вы от нас скрываете, Николас?

— Ничего! Я стараюсь изо всех сил…

— Старайтесь лучше, — перебил его Майло.

— Я стараюсь! — Голос Хансена сорвался на визг. — Прошло двадцать лет. Вы заставляете меня вспоминать о вещах, которые я пытался забыть. Я не хотел знать никаких подробностей тогда, не хочу и сейчас.

— Потому что вы любите красивые вещи, — сказал Майло. — Чудесный мир искусства.

Хансен прижал руки к вискам и отвернулся. Майло опустился на одно колено и заговорил в правое ухо Хансена.

— Расскажите о том, как ее резали.

— Да. Чепмен сказал, что девушку начали резать. Плечи Хансена поднимались и бессильно опускались, он заплакал.

Некоторое время Майло молчал.

— А потом? — наконец спросил он.