У меня так перехватило горло, что я просто не могла вымолвить ни слова. По его лицу я прочла слишком много. Благодарность, что я все-таки пришла. Печаль, что я пришла слишком поздно. И что-то еще: не знаю, возможно, обвинение, или прощение, или просто глубокую печаль. Не уверена, таковы ли были его чувства, или я видела отражение своих собственных.

Он раскинул руки, и, к собственному удивлению, я бросилась в его объятия.

– Расселл, мне очень жаль, – пробурчала я.

– Заходи. – Посторонившись, он пропустил меня в дом.

Я вошла в небольшую гостиную, оформленную все в том же декоративном стиле «искусства и ремесла». Эта комната казалась полной противоположностью той залитой солнцем, застекленной гостиной Амалии в Моррисон-ридже. И тем не менее глубокие темные цвета резных деревянных деталей на мебели, наряду с многочисленными картинами на стенах, создавали в этой комнате душевную, притягательную атмосферу. Да, я могла представить себе Амалию в такой обстановке.

– Присаживайся, – предложил мне Расселл, подводя к массивному синему дивану, стоявшему возле одной из стен, и я погрузилась в его глубокие мягкие подушки. – Хочешь что-нибудь выпить? – спросил он.

– Воды, – попросила я, чувствуя, что мне надо хоть за что-то держаться.

Он вышел из комнаты и, быстро вернувшись, передал мне бутылку холодной воды. Наблюдая за ним, я видела, как он сел в мягкое кресло напротив меня. Сделав глоток, я обвила руками бутылку, раздумывая, что же мне сказать. На ум пришла тема погоды. Возрождение Эшвилла. Очарование дома. Я уже открыла рот, но Расселл предупреждающе поднял руку, словно догадался о моих банальных находках и решил уберечь меня от них.

– Она говорила о тебе почти каждый день, – сказал он.

О боже.

– Мне очень жаль, – повторила я. – Но возмущенная и обиженная, я не…

– Она не заслужила твоего возмущения.

Я взглянула на сложенный из камня камин. И осознала, что по-прежнему чувствую все те же возмущение и обиду. Они опять начали терзать меня, поднимаясь из глубин памяти.

– Расселл, ты же знаешь, что Нора убила его, – заявила я. – Пусть даже из добрых побуждений, но она сделала это. Однако ты, и Амалия, и все остальные заставляли меня чувствовать себя безумной из-за того, что такая мысль просто пришла мне в голову. Как же я могла не испытывать возмущения и обиды.

Он явно хотел что-то сказать, но я быстро продолжила:

– Прошу, не говори мне о «естественных причинах», – предупредила я. – Я знаю, что она украдкой приносила с работы лекарства. Может, всем вам хотелось верить, что он умер от естественных причин, но вам не хотелось признавать очевидного. Или вы думали, что он сам хотел умереть, и эта цель оправдывала средства. Не знаю, что именно думали все вы. Знаю только, что случившееся было несправедливо.

Расселл устремил взгляд на паркетный пол, и никто из нас не пытался нарушить молчание.

Хотя после короткой паузы он вновь посмотрел на меня и спросил:

– Ты вообще хоть раз связывалась с Норой?

– Нет, с тех пор, как покинула Ридж, – покачав головой, ответила я.

– Ты хочешь увидеться с ней, раз уж приехала? Ведь Моррисон-ридж так близко.

– Я пролетела целую ночь, чтобы увидеться с ней, – сообщила я и, поставив бутылку на стол, потерла влажные ладони. – Мне хочется попытаться достичь какого-то… ну, не знаю… Какого-то завершения или соглашения. Хотя, не уверена, возможно ли полное исцеление. Пока я даже не представляю, что могу сказать ей.

Расселл глубоко вздохнул. Переложив руки с подлокотников кресла на колени, он подался вперед.

– Мы все убили его, Молли, – внезапно заявил он.

Я подумала, что он говорит метафорически, и это раздосадовало меня.

– Потому что все в конечном счете пришли к согласию в вопросе продажи земли? – спросила я. – Мне не понятно…

– Нет, я имел в виду другое. – Он встал и подошел к камину. Потом повернулся к окну за встроенным шкафом, и я почувствовала, что ему не хочется, говоря об этом, смотреть на меня. – Я подразумеваю именно то… что мы все сообща убили его, – помолчав, закончил он и, оглянувшись, встретился со мной взглядом.

– Я не понимаю, – медленно произнесла я, чувствуя, как по спине пробежал холодок. – О чем ты говоришь?

Сунув руки в карманы джинсов, он пристально посмотрел на меня.

– Грэхем хотел умереть, но не имел, конечно, никакой возможности лишить себя жизни самостоятельно, и он попросил нас… – Он умолк, не закончив фразу.

Глаза Расселла закрылись, и я почувствовала, что он погрузился в воспоминания. Вскоре он опять открыл глаза и прямо взглянул на меня.

– Ты помнишь, что в то лето устраивались все те так называемые семейные собрания? – спросил он.

Я кивнула. Могла ли я забыть их? Те семейные собрания дали мне время и свободу для зарождения бунтарских чувств и мыслей.

– Я знаю, ты думала, что мы обсуждаем предприимчивые планы Тревора на использование земель Моррисон-риджа, но на самом деле на этих собраниях мы говорили о Грэхеме. – Расселл направился ко мне и сел в другом углу дивана. – Он просил нас помочь ему умереть. Поначалу мы, разумеется, старались отговорить его, но однажды ему удалось убедить нас, сказав со всей серьезностью, что с нашей помощью или без нее, но он найдет способ уйти из жизни, и тогда мы стали думать, как помочь ему. Он не хотел, чтобы ответственность взял на себя кто-то один. Ни Нора, ни любой другой из нас.

Кровь отхлынула от моего лица.

– Но как… не понимаю, – повторила я.

– Ты права в том, что Нора раздобыла таблетки, и это она узнала, как и сколько ему надо принять. Идея заключалась в том, что отдельная таблетка, данная ему каждым из нас, не могла убить его, но в сумме их будет достаточно.

– О боже мой! – воскликнула я и, невольно прижав руку ко рту, попыталась переварить услышанное. – И вы… помогли? – осуждающе взглянув на него, спросила я.

– И Амалия тоже, – кивнув, прибавил он. – Все, кроме твоей бабушки, однако она знала, что произойдет, и понимала, хотя это… – Он пробежал рукой по седеющим волосам. – В общем, полагаю, это приблизило ее собственную кончину, – заключил он. – Ты же помнишь, как быстро она угасла после его смерти.

Да. Она умерла через несколько месяцев после моего отца. Две опустошительные утраты для меня, одна за другой. Мне вспомнился бабулин плач вечером того дня, когда умер мой отец. Тогда я ничего не понимала и была слишком поглощена собственными тайными планами на ту ночь, чтобы уделить внимание ее печали. Внезапно она обрела смысл.

– Разве в этом участвовала только семья? – спросила я. – Ведь на эти собрания приезжали Дженет и Питер.

– Они тоже помогли, и Дженет, и Питер, и его жена Хелен. – Расселл склонился вперед, положив руки на колени. Он устремил на меня пристальный взгляд. – И еще несколько его близких друзей. Тревор поначалу отказывался. И он действительно мучился из-за этого, поскольку, если бы твоего папы не стало, он мог бы преуспеть со своими планами на землю, и из-за этого, подозреваю, он еще больше чувствовал себя виноватым. В конце концов, впрочем, он согласился. И твоя тетя Клаудия до последней минуты не давала согласия. Решилась только тогда, когда мы все собрались в спальне Грэхема, и она увидела, как он благодарен…