С той стороны полыхнул немыслимо яркий свет. Россохаотшатнулся, закрыл лицо ладонями, но и сквозь пальцы проникал режущий глазасвет, впивался в мозг. Под пальцами стало мокро, слезы побежали по щекам.

Он смутно видел, как в блистающем свете возникла огромнаячеловеческая фигура, черный силуэт без лица. Страшный голос прогремелобвиняюще:

— Я слышал!

Россоха прокричал, не видя ничего, кроме яркого света исмутно очерченной человеческой фигуры:

— Но разве я скрывал?

— Да! — грянул голос еще громче. — Да, я выгляжу дураком!..Да, я непонятен, потому что всяк зверь гребет к себе, а только я да курицагребем от себя... Да, вы бы понимали меня и сочувствовали, если бы я, скажем,взялся отвоевывать огород у соседа, жену у кума или земли у другого князя!.. Аесли бы у меня еще и хоть какие-то права на чужие земли, то даже взялись быпомогать... конечно, чтобы урвать для себя в кровавой неразберихе. Когда двоедерутся, пользуется третий... Но в любом случае меня бы понимал весь простойнарод от кузнеца до его князя!.. Но это же простой народ!.. Они же все, хотьконюх, хоть князь, хоть царь, не зрят дальше своего брюха... и дальше... да-да,не дальше! Но вы же не простые! Вы — умные! Даже, может быть, мудрые, хотятеперь я сомневаюсь, ибо мудры лишь те, кто уже наелся, а теперь живет длядругих, чтобы накормить и одеть весь род людской!

Россоха усиленно мигал, омывая слезами обожженные глазныеяблоки. Из-под ладони в глаза бил режущий свет.

Он прокричал, стараясь отсрочить удар, который вот-вотобрушится на его голову:

— Ты не столько непонятен... Ты хуже!

Из темного силуэта грянуло:

— Что может быть хуже?

— Ты зануда, — сказал он как можно отчетливее, чтобы тот,который так жадно охотится за любым знанием, начал слушать, остыл, постепеннозаглатывая крючок. — Хочешь, чтобы все жили высоким... а это невозможно. Всякчеловек бывает способен на высокое... Но редко кто это совершает хоть раз вжизни. А если делает такие поступки два-три раза за жизнь, то его считают чутьли не праведником! Если чаще — то вовсе святой. А ты по своей детскойнетерпимости жаждешь, чтобы все жили только высокими идеями? Забыв о том, чтовеликий Род сотворил первого человека из медведя, а медведь тоже гребет к себе,нападает как спереди, так и сзади, совокупляется со своей медведицей, носмотрит и на чужих, гадит как за кустами, так и на дорожке...

Олег сказал зло, но колдун ощутил в голосе надрыв истрадание:

— Ты по крайней мере меня понимаешь. А я... устал убивать.Устал крушить направо и налево. Устал сносить башни и трясти землю. Но если тыне поклянешься в верности... да не мне, а верности... черт, я даже не успелпридумать, как это назвать!.. Словом, ты должен прилагать все силы, чтобысобрать всех сильнейших в один могучий Совет. А когда мы вместе, мы увидим, чтонам нечего драться по мелочам... а нынешние как раз и дерутся по мелочам!..сможем править всем миром. Всеми царями, королями, императорами. Мы будемуказывать народам, как жить без войн, как просто жить.

В нестерпимом свете колыхался плоский черный силуэт,страшный и с нечеловеческим голосом, но затем на голове незнакомца вспыхнулобагровое пламя. Судорога скрутила Россоху, он не сразу понял, что это простоволосы, волосы цвета кровавого заката, а сердце колотится часто и жалко, вгруди хрипит, он судорожно хватал ртом воздух, стараясь не умереть, началприходить в себя, в свете из разлома в земле стоял просто человек, это егочерный силуэт...

...Как вдруг из черноты блеснули два неправдоподобно зеленыхогня, чистых и пронзительных. Волны ужаса захлестнули с головой, но в последниймиг вспомнил, что эти колдовские огни — глаза этого странного человека,неправдоподобные глаза, и эта искорка позволила удержаться в сознании, онвложил в нее все оставшиеся силы, от слабости рухнул, но дрожь ушла, а шум вголове утих.

С изумлением он чувствовал, что земля уже не дрожит. Глубоков недрах слабо ворчало и поскрипывало, скреблось, медленно затихая. Из-за спиныогромного человека все так же бил в глаза режущий свет, но его великанскаяфигура стала меньше. Уже смутно различались крутые плечи, блеск на мускулахтолстых рук, браслеты на бицепсах.

Огромный человек стоял неподвижно, но, несмотря на его словаоб усталости ломать и крушить, Россоха чуял и без колдовства, что если у этогос зелеными глазами хватило мощи расколоть его башню, то хватит обрушить здесьвсе до преисподней.

— Да, я понимаю, — сказал он торопливо. — Понимаю,понимаю!.. И клянусь в верности... во всем, чем хочешь поклянусь!..

Клятвы, вырванные силой, недействительны ни перед человеком,ни перед богом. Но этот дикарь, похоже, не знает даже этой простой истины.

Солнце уже опустилось, темные тени на земле слились, покрылитам, внизу, сумерками, а здесь, в башне, Жемчужина освещала все помещениерадостным трепещущим светом.

Даже высоко под сводами, где на длинных балках колыхалисьчерные космы закопченной паутины, было непривычно светло и чисто. Летучие мыши,чьи силуэты Хакама с трудом различала даже днем, сейчас висели в ряд как спелыеплоды. Их уши шевелились, а красные глаза без страха смотрели на Жем-чужину,что не слепила, не пугала, не изгоняла нещадным светом, как гнали их сжигающиелучи солнца.

Хакама с трудом оторвала взор от Первожемчужины, из грудивырвался полувздох-полустон. Пальцы ее задвигались, в руках была дрожь,пришлось опустить на столешницу, но и тогда трижды промахивалась, два раза вкадушке вскипала вода, а на третий — кадушка разлетелась с мокрым чавкающимзвуком.

В стене появилось серое пятно. Тени двигались, медленновозникли шорохи, наконец выросла человеческая фигура, налилась очертаниями.Хакама узнала Сосику, хотя его лицо все еще оставалось в тени.

— Мудрец, — сказала она негромко, — как я знаю, ты всю жизньмечтал заполучить это?

Она повела рукой в сторону источника света, но глаза Сосикуи так уже устремились к полыхающей Жемчужине. Брови его взлетели так высоко,что исчезли в седых волосах. Рот приоткрылся:

— Невероятно... Это... неужели она и есть?

— Ты маг, — ответила она. — Тебя не обмануть.

— Да, но... Никто даже не знал! А те слухи, что онапогребена под краеугольным камнем, с которого Род начинал творить мир...Невероятно, невероятно.

Она проговорила ласковым мурлыкающим голосом:

— Еще невероятнее, если я скажу, кто ее добыл.

Он быстро взглянул в ее насмешливое лицо.

— Неужто... тот варвар, у которого голова в огне?

Теперь удивилась она:

— Ого! Значит, ты ощутил в нем силу?