По обочинам прыгали скворцы, выискивая пищу в придорожном мусоре, со стороны деревни доносились голоса выезжавших в поле крестьян. Небо было ясное, солнце поднималось все выше, и вместе с ним поднималось настроение путников.

Отъезд из злополучного трактира они воспринимали как избавление от долгого и навязчивого кошмара.

– А скажите, ваше благородие, зачем вы зашвырнули им в стекло свой талер? – спросил Ригард, забегая перед мордой Карандера.

– Если бы мы ничего не заплатили, ихнее худо увязалось бы за нами, а поскольку мы расплатились, все осталось при них. Я нарочно забросил монету так, чтобы им пришлось искать ее.

– Страшное дело, ваше благородие! Мне снился мужик с бородой и выпученными глазами, а Клаусу – голая девица!

– Не голая, я прикрытая кисеей! – поправил его Клаус.

– Кисеей, ваше благородие! А вам чего снилось? – не сдавался Ригард. Галлен заколебался, стоит ли рассказывать о своих снах.

– Не твое дело господские сны выслушивать! Иди к мулу, там твое место! – прикрикнул он в конце концов.

В Бринкстоль прибыли, когда уже стемнело, однако Галлен отказался ехать в гостиницу, настаивая на том, чтобы немедленно отправиться в купеческое товарищество.

– Там, наверно, закрыто, ваше благородие, – возражал Клаус. Писать письмо ему было страшновато, хотя это и обещал взять на себя хозяин.

– Нет-нет, товарищество работает круглые сутки, ведь обозы отправляются и прибывают также круглосуточно. Всякий барышник имеет право в любой момент получить в товариществе какие угодно справки.

Галлен устал с дороги и с удовольствием отправился бы в гостиницу, но с утра он должен был встретиться с тем, кто примет у него кожаный мешок, а затем следовало убраться из города.

Нет, он твердо решил написать письма именно сегодня. Сегодня или никогда!

– Сегодня или никогда…

– Что, ваше благородие? – спросил Ригард, когда они остановились напротив кирпичного особняка.

– Ничего, приехали уже. Здесь находится бринкстольское купеческое товарищество. Вяжите Маверика к коновязи, да не крепко, он здесь никуда не убежит.

Оставив животных у коновязи, все трое прошли вдоль засаженного цветами палисадника и, отворив тяжелую дверь с медной ручкой, оказались в просторной комнате, где уже горели масляные лампы, а за широким сидячим бюро дремал писарь в черной бархатной шапочке.

– Чему обязан, господа? – спросил он, привставая со своего места и слегка пугаясь, ведь Галлен, с мечом и кинжалом на поясе, выглядел внушительно.

– Мы хотим отправить письмо в Денвер, – сказал Галлен. – С самой ближайшей оказией.

– Ах, вот как? Ну, тогда пишите, а я у вас приму. Бумаги и чернил у вас, как я понимаю, нет?

– Ничего нет, – признался Галлен, – но я все оплачу.

– Тогда извольте туда. – Писарь указал в угол, где было высокое бюро, а также имелись пергамент, чернильница и три очиненных пера.

Галлен подошел к бюро, взял перо, тронул его кончик пальцем и, покачав головой, взялся за другое. Клаус с Ригардом переглянулись, они такой премудрости и близко не понимали, а оказалось, что гусиные перья чем-то различались.

– Ну что, кому будем писать, твоей матери, Клаус, или матери Ригарда?

– Пишите Марте! – сразу сказал Ригард. – А то моя мамаша очень испугается.

– А Марта, стало быть, твоя мать, Клаус?

– Да, – кивнул тот. – Пишите на нее, ваше благородие. Она женщина не робкая и своего братца Тревора при мне дважды за чуприну таскала, да еще об угол била. Она письма не испугается, это точно.

– Ну а она хотя бы грамотная?

– Конечно, грамотная, – сказал Клаус, – ей уже пятый десяток пошел, всякого повидала…

– Письмо прочитать сможет?

– Нет, откуда ей? Но на это у нас соседский парнишка имеется, Горвальдом зовут. Ему только двенадцать, а он любые буквы разбирает, хоть черным прописано, хоть зеленой краской. Сам видел, честное слово! И все писаное в слова складывает, да еще как складно получается!

– Понятно. Значит, пишем твоей матери Марте, а пару строк для матери Ригарда она передаст на словах, правильно?

– Передаст, мы же через улицу живем. Я с мамашей на Грязном ручье, а Ригард с его мамашей – на Черном, – пояснил Клаус.

– Отлично. Значит, теперь и адрес имеется… Деньги пересылать будете?

– Да какие у нас деньги? – скривился Ригард, чем вызвал недовольство Галлена.

– Не нужно такую рожу кривить, вам ведь по три серебряных талера причитается.

– По три?! – не поверил Ригард и обменялся удивленным взглядом с Клаусом.

– Так, если по крейцеру в день, меньше получается, ваша милость, – напомнил Клаус, который неплохо считал.

– Правильно, только ведь вам вместо спокойной службы досталась драка в гостинице, да потом каземат и беготня по лесам, вот и получилось серебро вместо меди.

– Тогда все правильно, – сразу согласился Ригард. – Тогда я отправлю талер.

– А я – два! – сказал Клаус.

– Тогда и я – два.

Через сорок минут измученные Галлен, Клаус и Ригард вернулись к задремавшим у коновязи животным. Письмо было составлено для матери Клауса, с пометкой, чтобы она передала сведения о Ригарде его матери.

С помощью писаря купеческого товарищества был составлен и договор для пересылки четырех талеров серебром.

Несмотря на требования Клауса и Ригарда, Галлен не сказал им, сколько заплатил за все эти услуги, притом что заказал также и пересылку ответа на поданное письмо.

– Приедете сюда через пару недель и заберете ответ, который, со слов ваших матушек, напишет этот разумный отрок. Как его?

– Горвальд, ваше благородие.

– Потом найдете грамотного человека, и он вам все прочитает, если сами не сможете.

В полном молчании Клаус и Ригард отвязали Маверика от коновязи и, погруженные в собственные мысли, последовали за хозяином.

Очнулись они лишь во дворе гостиницы «Бринкстольский пес», когда пришлось сдавать мула местному конюху.

– Давайте я вам в дорогу постираю, ваше благородие, – предложил Клаус, понимая, что завтра они с Галленом расстанутся.

– Не нужно, отдыхай. А постирать я горничной отдам, пусть для своих детишек прибавку заработает.

– Да как-то неловко, вы вон какие расходы понесли… Неловко как-то…

– С меня еще ужин, так что думай лучше о еде, – сказал Галлен, останавливаясь возле бюро, за которым стоял гостиничный приказчик.

– Один апартамент, ваше благородие? – попытался угадать тот.