– Да погодите, Егор, – с тоской сказалРодион, не ослабив, однако, своей чудовищной хватки. – Вы меня не поняли,а может, не захотели понять. Я же сказал, что мертва Надежда Гуляева… подлиннаяНадежда. Давно мертва. Она была убита еще шесть лет назад.

– Что вы такое несете? Что несете? Да я зналее…

– Вы знали не ее. Вы знали не ее, а туженщину, которая взяла ее имя. Убила и забрала все: имя, судьбу, прошлое,настоящее. Сегодня, будем уповать на это, Надя Гуляева наконец обрела нанебесах свое имя и право числиться среди мертвых. Хоть и говорят, что мертвыесраму не имут и им все равно, а все же, думаю, имя необходимо даже усопшим.Теперь Надина душа упокоится с миром.

– Где? – пробормотал Егор, окончательноперестав что-то понимать. – На дне пропасти под Ребром Шайтана?

– Нет. На дне речки Кармазинки. Это воВладимирской губернии, если вы не знаете. А теперь слушайте меня. Слушайте и недергайтесь, не то я сломаю вам руки. Не хотелось бы, потому что мне нужна вашапомощь. И не только мне…

– Извините, – послышался рядом робкийшепоток, – извините, девушка, вас не Галина зовут?

– Нет, – автоматически бросила Надежда,не оборачиваясь. Какая-нибудь лесбиянка жаждет познакомиться, конечно. Предлогстарый как мир и такой же примитивный. Женщины… Бр-р! – Нет, меня зовут неГалина, а как – не ваше дело.

– Извините… – Шепоток сделался едва слышен,однако в нем отчетливо звучало отчаяние. – Ох, господи, что же мнеделать?!

С некоторым усилием оторвав взгляд от эстрады,Надежда покосилась на свою соседку. И чуть не расхохоталась. Как, каким образомпроникло сюда этакое чудо природы?!

Разноцветные лучи прожекторов шныряли по залуи высвечивали лицо женщины лет примерно под тридцать. У нее были темно-рыжие,высоко взбитые волосы, так щедро политые лаком, что Надежда поняла наконец,отчего у нее щекочет в носу. Давно она не видела прически, которая придавала былицу столь нелепый, как бы придавленный вид. Макияж был тоже отменный: румяна –так пятнами, помада – так на сантиметр вокруг губ, глаза, конечно, обведеныжирными черными линиями, а вокруг – синяки теней. И по полпуда туши наресницах. А платье… Иисусе, да, кажется, оно турецкое? Или китайское?!Люрекса-то, мать честная! Интересно, куда смотрела охрана, когда пропускала вНадеждин… ну ладно, будущий Надеждин клуб этакое чмо? Да неужели какая-тонормальная женщина может так бездарно себя изуродовать косметикой и одеждой?Как руки не отсохли?! Стоп… А вдруг это никакая не женщина, а трансвестит?Тогда понятно, почему оно здесь, почему так выглядит, почему его пропустилаохрана. Любопытно… «Он всем свистит, что трансвестит, на самом деле жалкийпедик…» Все помирают по этим трансвеститам, говорят, шоу с ними самыепопулярные, даже выше ценятся, чем «голубые» шоу. Нельзя ли извлечь пользу изнеожиданного знакомства?

Надежда повернулась к соседке и нацепила налицо самую приветливую маску:

– У вас что-то случилось, что ли? Я не смогупомочь?

– Ой, не знаю! – Соседка по-бабьиподперлась рукой, и на глазах ее появились слезы. – Понимаете… вы меняизвините, что я с вами заговорила, вы вроде бы нормальная женщина, не то чтоэти все… – Она с ужасом покосилась на двух лесбиянок, истово тершихся друг одружку передками. Девушки так раздухарились, что одна уже начала лезть другойпод юбку, а поцелуи их стали совершенно неотрывными. – Господи, куда япопала… Вот влипла так влипла.

«Не-а, никакой она не трансвестит, баба какбаба. Надо послать ее подальше или пересесть, что ли. Угораздило же ее таквырядиться. Деревенщина какая-то. Наверное… Наверное, точно так же выглядела быодна девчонка из деревни Кармазинка, если бы как-то раз не пошла провожать настанцию свою беспутную подружку через мост и если бы в это время не случиласьгроза, а поганка-подружка не распустила бы язык… Да, это вылитая АнфисаОсоскова!»

– Извините, вас не Анфиса зовут? –спросила она чисто хохмы ради, но женщина уставилась на нее с такойпризнательностью за это проявление внимания, что Надежде даже как-то неловкостало за свою издевательскую ухмылку.

– Нет, меня зовут Катя. А вас?

Она смотрела так приветливо, так искательно,что Надежда невольно взяла да и ляпнула:

– А меня Надя.

– Очень приятно, Надя. – Катя сунула ейтвердую ладошку для рукопожатия, и Надежда обратила внимание на ее ногти:

– Вы что, доктор?

– Почему вы так решили?

– А у вас ногти очень коротко подстрижены.Обычно такие ногти у хирургов или гинекологов. Верно?

– Ну, вообще-то я и то, и другое, –печально улыбнулась женщина. – Я ветеринарный врач. А ведь нам всем, всемприходится заниматься, вы понимаете?

«А-ах!» – словно бы воскликнул кто-то громко вгруди Надежды. Ветеринарный врач! Какая удача! Ведь она не забыла, нет, незабыла тех двоих, которые по наводке предателя Васьки Крутикова нагрянули вСеверо-Луцк и пытались сунуть нос в ее дела! Та женщина, о которой рассказывалаРоза… как ее там?.. Ольга, да, Ольга, она говорила, что работает ветврачом вНижнем Новгороде. И это все, что узнала о ней глупая как пробка Роза. Дурищачертова! Ни фамилии, ничего. В Нижнем у Надежды оставались два врага, к которымне было никаких подходов. То есть так казалось до этой минуты. Если чутьпоближе познакомиться с этой накрашенной глупыхой, может быть, через нееудастся выйти на ту опасную и загадочную Ольгу, которая умудрилась увестисвоего дружка прямо из рук Равиля?

– Очень любопытно! – приветливовоскликнула Надежда. – Полезное знакомство.

– У вас кто, кошка или собака? – спрофессиональным интересом спросила Катя.

– Собака… была, я имею в виду. Овчарка,классный кобель, черный такой. Он умер, бедняга.

– Заболел? Машиной сбило?

– Сбежал из дому. Предполагалось, что у негобыло бешенство. Ну, он и сбежал.

– Бешенство?! – Катины глаза сделалисьогромными. – Какой кошмар! Надеюсь, пес никого не успел укусить.

– К сожалению… – Надежда не договорила,огромным мыслительным усилием остановив себя на первых же словах. Напряглась.Когда, ну когда она наконец избавится от тех воспоминаний?