Небоевая военная техника также была достаточно пестрой. Например, в корпусе генерала Жданова 65 % транспортных средств были трофейного происхождения. Среди остального транспорта доминировала продукция, приобретенная СССР по ленд-лизу. В результате в 4-м мех. корпусе присутствовало 97 типов различных небоевых механических транспортных средств: татры и мерседесы, опели и кубельвагены, шевролеты и студебекеры, джемси и немецкие форды[984].

При изучении документов 57-й армии и 4-го мех. корпуса в глаза бросается и другой дефицит, мучивший эти соединения осенью 1944 г.: нехватка бумаги и печатных машинок. Большое число штабных документов, в том числе секретных и строго секретных, печаталось на оборотной стороне немецких карт, трофейных документов и других бумаг самого разного происхождения. Нехватка печатных машинок решалась за счет изъятия печатных машинок в местных канцеляриях. Их изымали не только в Болгарии (где алфавит совпадает с русским), но и в Сербии, где азбука несколько отличается от русской. Следы работы этих машинок, где буква «љ» заменяла «я», «ђ» использовали вместо «ъ», «ћ» — «ь», «ы» — «њ», исчезли лишь на территории Австрии и Венгрии, так как к тому времени умельцы из мастерских провели успешную русификацию этих «иностранок».

Тяжелые условия жизни, усталость и состояние боевого стресса солдаты и офицеры РККА пытались смягчить с помощью алкоголя. Кроме боевой порции спиртного (100 г водки или 300 г вина), красноармейцы искали и другие источники столь немудреной солдатской радости. Иногда это приводило к трагедиям. Например, на территории Болгарии РККА понесла серьезные потери после того, как 14 сентября на складах в городе Бургас были обнаружены склады, где стояли бочки со спиртом. Командир полка майор Приходько в присутствии заместителя командира полка по политической части Рысина вызвал старшего лейтенанта медслужбы Дьяченко и приказал ему провести экспресс-анализ пригодности спирта к употреблению, сказав: «Вы врач, выпейте и скажите, что это». Дьяченко отказался пить спирт и выехал для проверки качества спирта на склад. Склад был взят под охрану только утром 17 сентября, когда выяснилось, что спирт в бочках не подлежит внутреннему использованию. В результате за 16–19 сентября в составе гарнизона Бургаса от отравления метиловым спиртом пострадали около 190 человек, обратились за медицинской помощью более 150 бойцов и командиров, 120 были госпитализированы, 6 ослепли и 42 умерли. Этот трагический баланс пребывания РККА в Бургасе подвели военный следователь 4-го мех. корпуса майор Шмуклер, главный медицинский эксперт Шпиганович и начальник военсанупра Третьего Украинского фронта Неймарк[985]. Обнаружение на пути следования частей крупных запасов алкоголя могло привести к непредсказуемым последствиям и требовало незамедлительных мер. Части 31-го стрелкового корпуса 46-й армии Второго Украинского фронта перешли 20 сентября 1944 г. границу Сербии в Банате[986]. Радостные от встречи с освободителями, местные жители отвели нескольких солдат и офицеров на старинную фабрику ликеров «Келико», находившуюся неподалеку от г. Яша-Томич (Модош). Слух об этом быстро распространился, и в результате у подвалов фабрики собралось множество людей. Огромные дубовые бочки открывали выстрелами, чтобы набрать живительной влаги в канистры из-под бензина, ведра, фляжки и котелки. Бетонные подвалы оказались затопленными пролившимся алкоголем. Конец празднеству положил прибывший в сопровождении нескольких автоматчиков офицер, который поджег склад, чтобы прекратить дебош, начавший срывать планы наступления[987]. Злоупотребление алкоголем стало одним из наиболее частых проступков солдат и офицеров РККА, которые наказывались сравнительно умеренно. Это приводило к тому, что пьянствовали иногда даже парторги, которые должны были по своей функции заниматься борьбой «с бытовым разложением». Попытки некоторых партийных руководителей применить в жизнь русскую народную пословицу «кто пьян да умен — два угодья в том» приобретала порой комичные черты. Так, например, 29 октября 1944 г. начальник политотдела 57-й армии полковник Цинев риторически восклицал в письменном нагоняе своему подчиненному, подполковнику Кокореву, начальнику политотдела 52-й стрелковой дивизии: «Тов. Кокорев! Разве пьяному можно давать политпоручения?»[988]Иногда в результате потери пьяными людьми контроля над собой пьянство приводило к трагическим последствиям: дебошам, дракам, неподчинению вышестоящему начальству, ДТП, насилию над женщинами[989].

Проблему личной жизни смертельно усталых, но все же молодых солдат и офицеров политическое управление Красной армии пыталось решить насильственным воздержанием. В отличие от англоамериканцев и немцев, использовавших для решения этой проблемы «дома любви» и регулярные отпуска, руководство Красной армии пыталось полностью запретить половую жизнь военнослужащим. Следствием этой политики были достаточно условные, но все же имевшие место санкции против забеременевших военнослужащих-женщин и куда более строгие меры против солдат и офицеров, заразившихся венерическими заболеваниями. Следует отметить, что, по донесениям медицинских служб Третьего Украинского фронта, случаи заболевания заразными болезнями среди военнослужащих РККА были крайне редки. Возросло число заболевших кожно-венерологическими заболеваниями лишь после прибытия РККА на Балканы, точнее — после прибытия в Румынию, что представители санитарных служб оправданно связывали с широким распространением в этой стране проституции и легальных публичных домов[990]. В результате после вхождения советских частей в крупные города командование корпусов и дивизий, обеспокоенное моралью и здоровьем красноармейцев, издавало приказы о «срочном закрытии публичных домов и запрещении продажи алкоголя военнослужащим Красной армии»[991].

По мнению Политического управления РККА, худшее, что, могло приключиться с советским офицером за рубежом, это была связь с иностранной гражданкой. «От местных женщин бежать, как от отравы… беречься и бояться заразы», «кто друг, а кто враг? Это сразу нельзя определить, и даже открытый и на вид прямой взгляд собеседника может быть маской, скрывающей черные мысли. Русский офицер, если он твердо помнит свой долг, должен всегда быть настороже…», «Беречься за границей женщин…» — этими наставлениями пропагандисты РККА пытались помешать роковому сближению местных женщин и красноармейцев[992]. В качестве иллюстрации такого подхода можно привести упрек командира танковой бригады 4-го мех. корпуса полковника Жукова, который в письменной форме был адресован начальнику медицинской службы бригады Стерлигову в связи с тем, что тот, манкируя службой, «кадры не растил, над повышением их знаний не работал», пьянствовал и вел себя неподобающе. Негодуя по поводу поведения майора медицинской службы Г.Ф. Стерлигова, комбриг в ярости писал: «Я неоднократно предупреждал Вас, вооружившись последним терпением, с тем, чтобы Вы поняли и не уронили своего высокого офицерского достоинства, но Вы вместо этого в последних боях занялись пьянкой и, хуже того, вступили в интимную связь с венгерской женщиной, проживающей в с. Коминдин, к которой Вы почти каждую ночь едете на санитарной машине из с. Палд. Вы, советский офицер в звании майор пали перед этой, Вам неизвестной женщиной, только в силу потери Вами чувств ответственности перед Родиной и своего собственного достоинства…»[993]. Случаи сожительства офицеров с подчиненными им женщинами-военнослужащими мало отражались в доступных документах и не относились к числу строго санкционируемых деяний[994]. Попытки насильственного и вынужденного целибата приводили иногда к определенным отклонениям, т. е. к насилию над представительницами гражданского населения.