– Не волнуйся. – Я выдавила эти слова с большим усилием. Они скатились с языка, тяжелые и ядовитые, лишив меня всех сил. Манон уложила меня на подушку, и я прикрыла глаза. – На этот раз так не получится.

– Почему?

Я приоткрыла один глаз.

– От него я отказаться не смогу.

Манон вопросительно посмотрела на перламутровое кольцо у меня на пальце, но я ничего больше не сказала и снова закрыла глаза. Я смутно слышала, как кто-то стучит, но этот звук был так далек.

Шаги. Дверь открылась. Затем закрылась.

– Луиза? – осторожно спросила Манон. Мои глаза открылись… то ли спустя несколько секунд, то ли часов. – Наша госпожа требует твоего присутствия в ее покоях.

Я не ответила, и тогда Манон перебросила мою руку себе через плечо и подняла меня с постели.

– Я могу проводить тебя лишь до ее передней, – прошептала она.

Мои сестры удивленно расступались, пока мы шли по коридорам. Те, что помладше, вытягивали шеи, чтобы получше меня разглядеть.

– Похоже, к тебе пришел посетитель.

Посетитель? На ум мгновенно явился смутный образ Рида, в путах и с завязанным ртом. Но даже ужас в груди притупился и уже не причинял такой боли, как мог бы прежде. Я слишком сильно отдалилась от этого мира.

Или же я только так думала.

Потому что когда Манон оставила меня на полу в передней Морганы, когда открылась дверь в комнату, мое сердце забилось вновь при виде того, что я там увидела.

При виде того, кого я там увидела.

На кушетке моей матери, связанный и с кляпом во рту, лежал не Рид.

Это был Архиепископ.

Дверь захлопнулась у меня за спиной.

– Здравствуй, дорогая. – Моргана села рядом с Архиепископом и провела пальцем по его щеке. – Как ты чувствуешь себя сегодня?

Я уставилась на него, не слыша ничего, кроме безумного биения моего собственного сердца. Глаза Архиепископа – такие же синие, как мои, только темнее – были широко раскрыты. Кровь из пореза на его щеке стекала прямо на кляп.

Я присмотрелась. Кляп был сделан из оторванного рукава его рясы. Моргана в буквальном смысле использовала священное облачение Архиепископа, чтобы заткнуть ему рот. В иное время и в другой жизни я бы посмеялась над тем, какая неудача постигла Архиепископа. Я бы хохотала и хохотала, пока не заколет в груди и не закружится голова. Но то было прежде. Теперь моя голова кружилась по другой причине. Ничего смешного во всем этом не было. Я сомневалась, что меня рассмешит еще хоть что-нибудь в этой жизни.

– Иди ко мне, Луиза. – Моргана встала, взяла меня на руки и занесла в комнату. – У тебя изможденный вид. Сядь, погрейся у огня.

Она усадила меня рядом с Архиепископом на выцветший диван, а сама села с другой стороны. Для троих на диване места не хватало, и нам пришлось омерзительно близко прижаться друг к другу ногами. Не обращая внимания на мои чувства по этому поводу, Моргана приобняла меня за плечи и положила мою голову себе на шею. Запах эвкалипта проник мне в ноздри, заполоняя собой все.

– Манон сказала мне, что ты отказываешься есть. Капризничать нехорошо, дорогая.

У меня не было сил поднять голову.

– До вечера с голоду не умру.

– Да, полагаю, ты права. Но мне больно видеть твои муки, дорогая. Как и всем нам.

Я не ответила. Мне очень хотелось вернуться вновь в приятную тьму, но нога Архиепископа слишком сильно давила на мою. Она была слишком реальна. Словно якорь, она удерживала меня в этом мире.

– Мы нашли этого отвратительного человека сегодня рано утром. – Моргана ликующе смотрела на Архиепископа. – Он блуждал по Ля-Форе-Де-Ю. Ему повезло не утонуть в Лё-Меланколик. А вот я, признаться, слегка разочарована.

– Я… не понимаю.

– Неужели? Мне казалось, все очевидно. Он искал тебя, конечно же. Но забрел слишком далеко от своего шутовского отряда охотников. – Я не позволяла себе проникнуться надеждой, но от этих слов у меня сжалось сердце. Моргана жестоко улыбнулась. – Твоего среди них не оказалось, Луиза. Похоже, он и впрямь от тебя отказался.

Услышать это было не так больно, как я ожидала, – возможно, именно потому, что я ожидала этого. Конечно, Рида с ними нет. Он вместе с Коко и Анселем, как я надеялась, где-нибудь в море, далеко-далеко от смерти, которая поджидает здесь.

Моргана внимательно наблюдала за мной. Недовольная моим равнодушием, она указала на Архиепископа.

– Мне убить его? Тебя это порадует?

Архиепископ встретился со мной взглядом, но в остальном даже не пошевелился. Он ждал, а я уставилась на него. Когда-то я желала этому человеку огненной, мучительной смерти во всех возможных ее видах. Он заслужил это. За всех ведьм, которых он сжег. За Флер. За Вивьен. За Розамунд и Сашу, за Вьеру и Женевьеву.

И вот сейчас Моргана хочет вручить мне его смерть на блюдечке, но…

– Нет.

Архиепископ округлил глаза, а на лице Морганы медленно расплылась недобрая улыбка. Будто она ожидала, что я отвечу именно так. Будто она была кошкой, заприметившей особенно сочную мышь.

– Как любопытно. Недавно ты говорила мне о терпимости, Луиза. Прошу… покажи мне. – Красивым жестом она вытащила кляп изо рта Архиепископа, и тот закашлялся. Моргана переводила задорный взгляд от меня к нему. – Спроси его о чем угодно.

Спроси его о чем угодно.

Я промолчала, и она ободрительно похлопала меня по колену.

– Ну же. У тебя ведь есть вопросы, верно? Было бы глупо с твоей стороны не желать узнать больше. Вот он, твой шанс. Другого не будет. Я почту твою просьбу не убивать его, но другие – нет. Он сгорит первым, когда мы вернем себе Бельтерру.

За Моргану остальное сказала ее улыбка: «Но ты к тому времени будешь уже мертва».

Я медленно повернулась к Архиепископу.

Мы с ним никогда прежде не сидели так близко. Никогда прежде я не видела в его глазах зеленые пятнышки, едва различимые веснушки на носу. Мои глаза. Мои веснушки. Сотни вопросов наводнили мой разум. «Почему ты мне не сказал? Почему ты меня не убил? Как ты мог натворить столько ужасов? Как ты мог убивать невинных детей? Матерей, сестер и дочерей?» Но ответы на все это я уже знала, и потому с губ сорвался другой, непрошеный вопрос:

– Ты меня ненавидишь?

Моргана хохотнула и хлопнула в ладоши.

– О, Луиза! Ты пока не готова услышать ответ на этот вопрос, дорогая. Но все же ты его услышишь. – Она ткнула пальцем в порез на щеке Архиепископа. Вздрогнув, он отпрянул. – Отвечай.

Наблюдая за каждым чувством, которое отражалось на лице Архиепископа, я ждала, когда он заговорит. Твердила себе, что мне это неважно – возможно, так и было, ведь война, которая бушевала в его глазах, была и моей войной. Я его ненавидела. Я хотела, чтобы он ответил за свои ужасные преступления, за свою ненависть, за все зло, которое совершил, – и все же крохотная частичка моей души, заложенная во мне с рождения, не могла желать зла ему.