Но я вас не понимаю. Наверное, я еще недостаточно учился, чтобы понять всю глубину вашей мысли. Но я уверен, со временем я все пойму.

Дамблдор от его слов даже опешил. Видимо, ожидал от Гарри чего-то другого. Вопрос: чего именно? Впрочем, он довольно быстро взял себя в руки, и перешел к делу, ради которого, по-видимому, вызвал к себе Поттера:

- Вырастешь, поймешь, - улыбнулся он. – Это ты хорошо сказал. А сейчас я хотел попросить тебя об одолжении. Мне надо проверить одну научную гипотезу, и я хотел бы попросить тебя, дать мне капельку твоей крови.

- Зачем?

- Для исследования.

- Мама сказала, никому не давать своей крови, волос и ногтей, - процитировал Гарри свою маму.

- Гарри, мальчик мой, но я же не кто-то, я не чужой, я друг вашей семьи, - попробовал переубедить его директор.

- Я должен знать, для чего, - твердо ответил Поттер, которому эту мысль прочно вбили в голову и мать, и отчим.

- Мне надо найти одного человека…

«Кого можно найти с помощью моей крови?» - задумался было Гарри, но, на самом деле, ответ лежал на поверхности. Тут и думать было нечего.

- Мою сестру? – спросил он вслух.

- Сестру? – переспросил явно ошеломленный этим вопросом директор. – Какую сестру? С чего ты, вообще взял, что…

- У меня есть сестра? – закончил за него Гарри. – Я знаю, и знаю, что вы тоже знаете. Поэтому, директор, если вы хотите остаться моим другом, вы должны рассказать мне всю правду. Про бой около нашего дома в Годриковой впадине, про то, кто там дрался, а кто сидел трусливо в кустах, но главное – вы должны рассказать мне про Гарриет!

Было видно, старик неприятно удивлен вопросами, которые задал ему Гарри. И, если бы только удивлен или озадачен. Он был напуган, вот в чем дело. И Гарри, несмотря на свой юный возраст, сразу же понял, что ссорится с ним Дамблдор не хочет, но при всем при том не может и не хочет рассказать ему правду. Всю правду, как она есть.

- Если не можете рассказать правду, так и скажите, - Гарри был зол и, возможно, впервые в жизни позволил себе сказать взрослому не то, что от него ожидают, а именно то, что хотел сказать.

– Тогда я буду знать, что задавать вам важные вопросы не имеет смысла, - продолжил он. - Все равно не ответите. Но не лгите мне, директор. Соврете, и я больше не поверю ни одному вашему слову.

Поттер знал, что, возможно, поступает опрометчиво, но сейчас он испытывал такой сильный гнев, что удержать его в себе просто не мог. Попробуй он сделать это, его бы разорвало изнутри. Было, правда, опасение, что Дамблдор может стереть ему память. Сам бы он о таком даже не подумал, но гарпии предупредили Гарри, что такое возможно, объяснив, как это делается. На самом деле, они долго отговаривали его от лобовой атаки, но, увидев, что не смогут его остановить, выдали ему амулет, который должен был защитить разум Гарри от проникновения, а его память от стирания. И в тот момент, когда они все это ему объяснили, Поттер подумал, что, возможно, у его мамы, на ее несчастье, не было такого амулета. Однако тогда, он подумал об этом вскользь. Сейчас же у него возникло предположение, что он нашел ответ на вопрос, почему мать никогда ничего не рассказала о Гарриет и почему она болеет.

Выговорившись, Поттер замолчал и теперь в ожидании смотрел на Дамблдора. Именно директор должен был решить, что ему важнее сохранить: доверие Гарри или какой-то там свой важный секрет.

- Гарри, мой мальчик, - начал директор после довольно-таки долгой паузы. – Не знаю, откуда ты об этом узнал, но подозреваю, что это кто-то из девочек Энгельёэн. Я понимаю, что, скорее всего, она не ведала, что творит, но в результате она сделала нечто очень, очень плохое.

Дамблдор говорил тихим, проникновенным и даже, как будто, проникнутым болью и сочувствием голосом. И, случись это год или даже полгода назад, Гарри поверил бы в искренность директора. Однако за последние месяцы он разобрался наконец в том, как врут взрослые. Самые опытные из них, например, отчим или миссис Уизли, могли лгать, не краснея. Их не выдавали ни глаза, ни выражение лица. Мимика и жесты всегда соответствовали содержанию того, что они говорили вслух, то есть, тем смыслам, которые они озвучивали. Но, поймав их пару раз на, мягко говоря, подтасовке фактов, Гарри уловил ту эмоциональную компоненту, которая сопровождает ложь. После этого он всегда, вернее, в большинстве случаев знал, говорят ли ему правду, полуправду или откровенную ложь. Дамблдор, конечно, был не чета всяким Сметвикам, Уизли или Фаджам. Как ни крути, он являлся по-настоящему великим волшебником, - в этом вопросе ни у кого не было сомнений, - и прочесть его, наверное, не представлялось возможным. И все-таки, сейчас Гарри различил в интонациях директора ту самую ноту лжи. Слабая, на пределе «слышимости», но она там присутствовала.

«Он не расскажет правды, - понял Поттер. – А еще он попытается поссорить меня с гарпиями. Если он упомянет сейчас еще и Уизли, это будет означать, что он делает это не для меня, а для себя».

- Вы хотите сказать, директор, что не всем надо знать всю правду? – спросил он прямо.

- Не совсем так, мальчик мой, не совсем так, - покачал головой Дамблдор. – Всей правды не знает никто, это невозможно. Впрочем, это философский вопрос. А мы говорим о конкретном факте. О твоей сестре. И я не думаю, что это та правда, которую тебе стоит знать.