— Подать пижаму? — спросила Энни из-за двери, — Где ключ от твоего чемодана?

— Сейчас сам достану.

А что, если она увидела портфель Энджи? Она могла открыть его, пошарить там и найти мешочек с драгоценностями! Я прогнал эту мысль. Я надеялся, что она была скорее ленивой, чем любопытной. Я вернулся в комнату. Энни ушла в ванную. Оставшись наконец один, я достал пижаму и закрыл чемодан на ключ. Лег в постель и натянул одеяло до самого носа. Я уже почти заснул, когда она юркнула в постель рядом со мной. Я чувствовал то ненависть, то кожей испытывал потребность в ее присутствии. Она была уступчива, укрыла меня своим телом, я впал в блаженство. В эти мгновения забвения я почти любил жизнь.

Ночью я видел много снов. Проснулся на заре. У водоема что-то ели обезьяны. Потом они ушли искать другое бистро.

Одна обезьяна задержалась и с пронзительными криками бросилась догонять стаю. Потом стали появляться другие животные, они приходили по одному или группами. Когда они встречались, делали вид, что не замечают друг друга.

Я должен был выбраться отсюда и вернуться в Нью-Йорк. Что могло случиться с Энни в Нью-Йорке?.. Падение в Гудзон? Но если ее тело найдут, встанет проблема идентификации.

— Хелло!

Я вздрогнул. Меня окликнула Энни:

— Добрый день, Эрик!

— Привет, Энни!

Она протирала глаза.

— Уже встал? Есть что-нибудь посмотреть?

— Да.

Она покачала головой:

— Отлично. Но в данный момент я хочу есть. Я замерзла, вся разбита. Приди меня утешить!

Мне вовсе не хотелось заниматься любовью.

— Не выпив кофе, я малообщителен.

— И даже не любезен?

— Да.

— Ты просто невыносим.

— Правда.

— Может быть, твоя жена права.

— Прекрати, Энни. Ты слишком болтлива. Перед кофе ты говоришь, после занятий любовью ты говоришь. Надо уметь молчать. Заткнуть рот.

И повторил по буквам:

— 3-а-т-к-н-у-т-ь…

Она замолчала. В переносном термосе оставалось еще немного питьевой воды, я выпил аспирина. Стоя голыми ногами на плиточном полу, Энни укладывала вещи и ворчала на меня. Потом с легким шумом застегнула молнию чемодана.

В семь часов но пути в столовую мы повстречали других туристов, живших в соседних номерах. Они подтягивались на завтрак со всех сторон, словно муравьи на сладкие крошки. Одна толстая женщина, которую я заметил накануне вечером, втолковывала мужу: «Ты ни в чем не отдаешь себе отчет. Впрочем, не знаю как… Вот я и думаю. Туалетной бумаги было очень мало, мне пришлось использовать свои салфетки. Почти всю коробку».

Мне пришлось прогнать прочь эту картину из фильмов Феллини: она сидит своей задницей на гигантском унитазе. О, как мне хотелось дать волю своему припадку женоненавистничества. Отомстить за себя… За другой дверью о чем-то спорили на японском. Потом мы прошли мимо последней комнаты в этом секторе. В этом номере разговаривали немцы, очевидно молодожены в свадебном путешествии. Несколько раз раздались слова «Я тебя люблю». Наконец мы вошли в ресторан и уселись за первый попавшийся свободный столик. Официант налил в чашки отличного кенийского кофе, ароматного и крепкого, настоящее блаженство! Энни прошла к столам с едой и вернулась с горячими тостами и горстью кубиков сливочного масла, каждый в отдельной упаковке. Привет тебе, пустыня! Я пил уже третью чашку кофе, когда снова появились израильтяне. Они сдвинули несколько столиков и снова принялись говорить. Старый еврей наклонился вперед, остальные вытянули шеи, и полился нескончаемый разговор. Кофе помог, я стал добрым христианином, следовательно, более отзывчивым:

— Энни, я утром повел себя как негодяй, признаюсь и прошу прощения. Не дуйся.

— Дуться? Нет. Я молчу. У тебя непредсказуемые перемены настроения, как у извращенца.

— Потому, что я извращенец?

— Да. Ты озабоченный извращенец. Ты и твоя жена прогнили. Вы полагаете, что с людьми можно делать все, что пожелаете. Так долго продолжаться не может. Мне надоел ты и твоя Африка для богачей! Мне холодно, на улице не видно даже кошки, а ты злой.

Мне пришлось тихонько возразить:

— Не надо кричать, ты приехала сюда работать, у тебя контракт…

— Вот как? — воскликнула она, — А тебе не кажется, что мы зашли намного дальше, чем оговорено в контракте?

— Я тебя не насиловал, ты была согласна.

— Ты говоришь гнусные слова. Ты отвратителен. Грязный тип. Я знала одного такого, как ты: он берет женщину, наслаждается ею, а потом вышвыривает!

— Тем лучше, в твоем списке только двое таких.

— Ладно, — сказала она — Урок был полезен, в будущем я поостерегусь. Я всегда представляла себе французов любезными, деликатными, предупредительными…

— Спасибо за доброе мнение о Франции, но я — исключение, которое подтверждает правило.

Она наклонилась ко мне:

— Я не девственница, но и не продажная девка! Мы обречены провести несколько дней вместе. Веди себя цивилизованно, иначе…

— Ты уйдешь отсюда пешком? Ты продала мне часть своего времени. Вот и все.

— Но не мои мечты, дерьмо! — воскликнула она — Зоопарк в Бронксе намного лучше, чем это место. Там, по крайней мере, я смогу увидеть тигра, даже двух тигров, трех тигров…

Мы ругались, как торговки на базаре. Пожилые седовласые воспитанные англичане, которые пили чай, отставив мизинец, посмотрели на нас осуждающе. Еще несколько слов, и мы бы подрались. Я решил успокоить ее, я подумал, по врожденной мужской глупости, что достаточно одного жеста. Я положил ладонь на ее руку, но она резко ее отдернула.

— Энни, не будем спорить. Это моя ошибка, но не надо забывать, что нас соединил общий порыв.

— Грязный лицемер! Ты называешь это «порывом»? Ты был как безумец в моих объятиях.

— А ты — как безумка…

Она восприняла это как пощечину. Заколебалась. У нее был выбор: швырнуть мне в лицо тарелку или снести оскорбление. Она успокоилась.

— Если нам было так хорошо, — сказала она, — зачем ссориться?

Она громко высморкалась в красную салфетку, которую приняла за свой носовой платок. Сидевшая рядом англичанка покачала головой.

Сбитая с толку и потерянная, Энни сменила тон. Вероятно, она пришла к такому же выводу, как и я: если мы будем продолжать ругаться, наш микроавтобус взорвется от напряжения. И мы, по молчаливому согласию, заключили перемирие.

Напившись кофе, я попросил на ресепшене доставить вниз наши чемоданы. Мы были первыми, кто был готов к отправлению. Подъемный мост был уже опущен, перед ним стояло множество микроавтобусов. Я насчитал одиннадцать машин. Рядом с ними стояли водители, курили и о чем-то болтали. Один из них бросил окурок и так старательно втаптывал его каблуком, что сделал дыру в песчаном грунте.