– Нет, не готов, – объявила рассудительная девочка-колобок. – Я поняла из ваших слов, что он все-таки бюджетник, а раз так, у меня нет серьезных версий. Я пропускаю ход и свое право на дополнительный вопрос оставляю для следующей игры.

Ксения Игоревна села на место, чинно сложила руки на коленях и, не удержавшись, показала язык мальчишкам из первого сектора.

Весь первый сектор, во главе с Леонидовичем и Эдуардовичем, тут же начал корчить ответные рожи сектору два. У меня в кармане затарахтел, завибрировал мобильник, и я дал сигнал операторам, чтобы те разворачивали камеры и убирали меня из кадра. Пусть возьмут средним планом ребятишек. Пока те вдоволь накривляются, я успею переговорить. Надеюсь, это не Ленц с новыми претензиями.

Как же! Это оказался именно Ленц с новыми претензиями! Обычно хотя бы во время прямого эфира начальство не трогает меня. Но тут его, видно, припекло. Наболело. Достало.

– Лев Абрамович, ну так же нельзя! – На сей раз газонокосилку и бетономешалку немного смазали сливочным маслом, но агрегат все равно погромыхивал в трубке. – Мы ведь все под ними ходим, а они нервные, обидчивые, как барышни… Нас только-только ФНС ободрала, а вы хотите и прокурорскую проверку на наши головы?

– Да что такого мы сделали? – Я уж был не рад, что позволил уверовать Ленцу в брата-Тавро, якобы сидящего у нас на балконе.

– Не надо было про Индиану Джонса, про Джексона, про Америку не надо было вообще! – мертвой хваткой вцепилось в меня начальство. – Ну, допустим, учится у него сын в США, и для чего лишний раз про это напоминать? А про высокие зарплаты в Генпрокуратуре – вообще зачем заикаться? И к чему муссировать тему их премиальных фондов? Бога ради, зачем лезть на рожон?

Подумать только: устами младенца опять глаголет крамола! Куда ни плюнь, выйдет намек. Спасибо, малышня не в курсе волнений Ленца. А уж брат-Тавро – тем более, если он вообще смотрит наше шоу.

– Понимаю, что не вы инициатор, – продолжало начальство. – Но вы должны были инструктировать детей, направить их, чтобы они как-нибудь деликатнее. Постарайтесь впредь без этого. Уверен, что нетрудно продержаться без намеков еще четверть часа, даже меньше… Пожалуйста, не подводите наш канал! – С этим напутствием Иннокентий Оттович отключился.

Я подал знак операторам и, пока камеры опять разворачивались ко мне, успел глянуть на большие электронные часы в студии. Как быстро, дьявол, сегодня тикает время! До конца «Угадайки» – всего девятнадцать минут. То есть через тринадцать Волин снимет маску и будет говорить. А что с его детьми, до сих пор неясно…

Ну где же этот чертов Лаптев? Почему не звонит?!

Лаптев крикнул мне вослед: «Только осторожнее!». Но трудно быть осторожным, когда ты, высунув язык, летишь вверх по лестнице шестнадцать пролетов подряд – давно не тренированный, с бухающим сердцем, – а затем еще лезешь по железным ступенькам к гостеприимно распахнутому люку, высовываешь голову в этот люк и… Ну разумеется же, я глупо попался!

Меня треснули сзади по шее. Я выронил свой «стечкин» обратно вглубь люка и еле-еле сумел ухватиться за край, чтобы не свалиться вслед за пистолетом.

– О-о-о, – с веселым изумлением сказал мне силуэт взрослой головы. За ним, на фоне тусклых отблесков зарева, маячили еще три силуэта, поменьше. – К нам пожаловали в гости сами бывший вице-король российской пластмассы!.. Неожиданно, но трогательно. Давайте, Сергей Михайлович, залезайте, только руки потом держите повыше… А вы, детки, сюда! Стойте так, чтобы и вас я видел…

Хотя эта физиономия мелькала в ящике раз сто, я сперва даже не узнал его. Не потому что я страдаю провалами в памяти. А потому что отказывался верить своим глазам. Я таращился на невзрачного сутулого человечка с пистолетом в руке, но ничего не понимал.

Воображение отказывало. Гэ Эс Же. Ничтожнейший псих Желтков. Мелкий гаденыш на подхвате у крупных гадов. Шестерка из бюро недобрых услуг. Копеечный политолог-дерьмоброс. Как же так? Концы не сходятся с концами. Чтобы этот мухомор, этот недомерок из телевизора, этот безумный борец с олигархами… Чтобы он был тем самым, перед кем выплясывали и Фокин, и Соловьев… Чтобы именно он заварил всю эту кашу… Немыслимо. Всем фигням фигня. Дас ист фантастиш! – сказал бы, наверное, бедняга Шрайбер. Даже по сравнению со всем нынешним бредом, к которому я почти уже притерпелся, этот казался чрезмерным…

– Как-то вы, Сергей Михайлович, сегодня выглядите обалдемши, – ерническим тоном проговорил Желтков. – Как-то вы в лице переменимшись. Чегой-то вы заметно удивимшись. А ведь я, между прочим, тоже не думал, что увижу вас здесь. Между пластмассой и культурой – дистанция огромного размера…

– Между вашей политологией и похищением детей – расстояние еще больше… – Я, наконец, обрел дар речи. С нею ко мне вернулась и способность наблюдать. Я заметил, как дочка министра, пользуясь моментом, тихо-тихо, осторожно-осторожно перемещается вместе с младшими детьми в сторону открытого люка.

– А-а! – с удовлетворением протянул Желтков. – Слава богу. А я-то все искал повод вас шлепнуть. Но раз вы слишком много знаете, то жить вам абсолютно незачем… Откуда, кстати, утечка? Хотя нет, стойте, не надо говорить. Я сейчас сам попробую угадать, откуда… Соловьев, да? Господи, конечно, у вас же дачи рядом, в Жуковке! Ну Лабух, ну решето, доберусь я до тебя!

– Боюсь, до него уже добрались, – заметил я. – Там, внизу.

– Ах, ну правильно! – спохватился недомерок. – Папочкин лимузин спалили, теперь папочке бьют морду. Одобряю, не при дочери его будь сказано… – Тут Желтков посмотрел на ребятишек, все понял и строго поманил их обратно пистолетом: – Эй, Адочка, детка, куда ты? Ну-ка брысь назад! К папе захотела? Я могу тебя отправить вниз намного быстрей… Вы представляете, Сергей Михайлович, – обратился он уже ко мне, – по милости этой паршивки нам пришлось увозить деток из Жуковки. А теперь к нам пожаловал этот пестрый сброд… Понять не могу, где все люди Фокина. Звоню ему, звоню Иванову… Впрочем, чего я вам объясняю? Вы ведь не знаете, кто такие Фокин и Иванов…

– Почему же, как раз знаю. – Я старался справиться с волнением, говорить спокойно и убедительно. – По крайней мере, второй из них уже труп, даю вам личную гарантию. А Волин давно не в Большом театре и вот-вот обратится к народу в прямом эфире… Вы тут можете, конечно, еще пострелять, но я советую вам сдаваться. Самое время, пора. Отпустите детей.

От моих слов Желтков попросту отмахнулся, словно от мошкары. Он меня как будто и слышал, но понимать не хотел. Или уже не мог.

– Отпустить? Чушь собачья! – заявил он. – Зачем мне их отпускать? Президент, разумеется, в театре, а с ним люди Фокина. У меня все под контролем. У меня все схвачено, глупый вы человек. Мои идеи всегда срабатывают. Рано или поздно я добиваюсь своего. Вы узнаете мой «макаров»? Он наградной, от МВД. У вас должно быть что-то похожее. А этот я купил у Березы. Вы с ним, кажется, ссорились, да? Теперь я из этого пистолета вашу ссору усугублю навсегда… Гуд бай, король пластмассы!