Она пообещала мужу, что не станет выходить за пределы долины, но вместе с Джоанной изучила каждый уголок. За ними тенью следовали стражники. На вершине взгорья размещались дозорные, а в обоих концах долины – конные отряды. Даже в этом тихом и спокойном мирке слишком многое напоминало о том, что опасность совсем близко.

Король Генрих приобрел в Германии громадные осадные орудия, добавив их к значительному арсеналу, который непрестанно бил по стенам Мелёна. Однажды Екатерина предложила нам подняться по крутым склонам долины и посмотреть на осаду, желая собственными глазами увидеть то, с чем ей приходилось соревноваться за внимание короля. Генрих разрешил нам отправиться на вылазку, пообещав ради нашей безопасности прислать Эдмунда с эскортом оруженосцев.

В тот же день прибыли король Карл и королева Изабо, проделав бо́льшую часть пути от Корбеля на барке. Восемь крепких конюхов несли королеву в открытом паланкине, а король Карл, в короне и мантии, ехал верхом на смирном белом пони. Екатерина с Генрихом встретили их у павильона и терпеливо ждали, пока королева осматривалась в новом помещении. Короля Карла пришлось мягко, но настойчиво отговаривать от немедленного купания в речке. Выждав приличное время, король Генрих уговорил свекра вновь взобраться на пони и присоединиться к процессии рыцарей и герольдов, которые явились сопроводить его через осадный лагерь на переговоры у главных ворот Мелёна.

Между тем Екатерина, Джоанна, Агнесса и я встретились с Эдмундом и нашим эскортом, поднялись по крутой тропе, вьющейся по обрывистому склону, и стали спускаться по холму, поросшему густым лесом. С опушки открывался вид на осадный лагерь и на осажденный город, окруженный земляными валами. Впервые мы вышли за границы нашего тихого мирка и были потрясены ревом и грохотом осадных орудий.

Пока дофин не занял город, королевский замок Мелён, овеваемый речными ветерками и окруженный красивейшими зелеными лесами и холмами, был излюбленной летней резиденцией королевы Изабеллы. Его стены, казалось, росли прямо из утесов на берегу Сены. Город, расположенный ниже замка, занимал равнинный остров в излучине широкой быстрой реки, которая представляла собой одно из главных препятствий для неприятеля. Поскольку единственная переправа находилась внутри крепостных стен, осаждающие выстроили еще один мост выше по течению, вне досягаемости стрел защитников, а вокруг него соорудили кольцо траншей и валов, позволявших перемещаться между огневыми точками, не подвергая себя опасности.

Несколько десятков орудий всех форм и размеров непрерывно стреляли по крепостным стенам и замку. Эдмунд объяснил, что катапульты и требушеты[20]осадной армии метали огненные шары и едкую известь за городские стены. Оруженосец также показал нам пещеры в скалах, откуда солдаты начали рыть подкопы под стены замка.

Защитников больше всего пугала батарея пушек, которую король Генрих развернул напротив разрушенного участка стены у главных ворот. Генрих часто восхищенно отзывался о бомбардах, созданных рейнскими мастерами-литейщиками. С ними умели обращаться только специально обученные германские солдаты-пушкари, которым платили огромные деньги, чтобы они, рискуя жизнью и здоровьем, целились и стреляли из громоздких и неустойчивых пушек. Я насчитала шесть огромных чугунных труб, способных метать громадные валуны на несколько сотен ярдов. Будь я коннетаблем армии защитников Мелёна, едва завидев эти смертоносные приспособления, я немедленно подняла бы флаг капитуляции.

Внезапно пушки смолкли, и на долину опустилась жуткая тишина, предвещая появление французского короля, процессия которого медленно двигалась среди шатров осадного лагеря, направляясь к новому мосту. Впереди, в ярких табардах, скакали два герольда с белыми флагами, объявляя о намерении вступить в переговоры. Переправившись через реку, они оторвались от процессии и помчались к городским воротам, оставив короля и его свиту ждать на мосту. Расстояние до них было слишком велико, и мы не слышали, что именно прокричали герольды защитникам на стенах, но люди на привратной башне сразу же засуетились и забегали.

Вскоре на башне появился рыцарь с непокрытой головой и в доспехах. По личному штандарту, который нес за ним оруженосец, Эдмунд Бофорт узнал в рыцаре командира гарнизона, знаменитого сеньора де Барбазана.

Глашатаи что-то прокричали, потом развернули коней и поскакали к королевской процессии на мосту. Латный рыцарь на великолепном черном жеребце выехал вперед и, взяв лошадку короля Карла за поводья, неторопливо двинулся в сторону ворот. По символу золотого руна, красовавшемуся на штандарте, я поняла, что это был Филипп Бургундский. Герцог возвышался над жалкой сгорбленной фигуркой своего сюзерена. Разница между размерами двух всадников подчеркивала все уменьшающуюся власть французской короны и неспособность короля править вассалами.

Переговоры велись недолго, а затем герцог и король медленно пересекли мост и, перейдя на рысь, направились к Зеленому долу. Сеньор де Барбазан скрылся в крепости. Закат окрасил небо в кроваво-красный цвет, а осаждающие возобновили боевые действия.

Люди роились у пушечной батареи, как муравьи. На каждое германское орудие требовалась дюжина солдат, чтобы целиться, заряжать и стрелять. Один за другим чудовищные приспособления принялись извергать разрушительные ядра. Жутко было смотреть на то, как в каменной кладке стен возникают дыры, подобные рваным ранам, но мы не могли отвести взгляда от ужасающего зрелища.

Вдруг одна из огромных пушек разорвалась, и ядро отлетело назад. Над землей взметнулись клубы черного дыма и куски человеческих тел. Я в ужасе закрыла лицо руками. Екатерина бросилась к ближайшему кусту, и ее стошнило. Леди Джоанна побежала ей на помощь, следом подоспела я, и мы отвели королеву на поляну в лесу, подальше от кровавой бойни. Я усадила Екатерину на поваленное дерево и послала Эдмунда к реке намочить мой платок.

Юноша пришел в ужас от того, что королева стала свидетелем столь страшного происшествия.

– Ваше величество, простите! Я должен был увести вас раньше, – чуть не плакал он. – Король придет в ярость, узнав, что я позволил вам присутствовать при таком зрелище!

Он прав, думала я, прижимая прохладную ткань ко лбу Екатерины и мысленно вторя отчаянию юноши. Лицо королевы побелело как мел, и я молилась, чтобы тесное сближение с реальностью войны не убило в ней искру новой жизни. В противном случае гнев короля Генриха был бы совершенно оправданным.

Я стояла в узком переулке, сбегающем вниз к пекарне. Булыжная мостовая была скользкой от дождя, и, пытаясь удержаться на ногах, я хваталась за грубые каменные колонны Большого моста. Хотя из торговых лавок на мосту доносился гомон, внизу было тихо – в такой ливень мало кто осмеливался высунуть нос из бревенчатых домиков. Мы добрались до закрытых ворот, во дворе за которыми стояли хлебные печи. Здесь все выглядело так же, как и шесть лет назад, когда я неохотно вручила ключи от отцовской пекарни одному из наших бывших подмастерьев.