роще. А ответил ему, что рядом с этим танком уже пол-хреновой дивизии проехало, и только после этого они решили попросить нас провести разведку.

Кивнул и слушал дальше.

— Ну вот, он ушел и вернулся через пару минут. Сказал, что он с вами поговорил и вы дали свое согласие. Мы надели экипировку и пошли.

Отдал приказ, даже не осознавая этого.

— Сержант Лавелл, он ко мне подошел, но был в бреду и думал, что сплю. Так что прошу прощения.

Когда вернулся к «Хаммеру», Уинн сидел около рации.

— Теряю разум. Я теряю свой хренов разум.

В трубке жужжал голос военного священника, но не придал этому значения.

Потом все-таки прислушался.

Стоун был убит. Да не может быть, Стоун был ранен, серьезно ранен, эвакуирован. Но его не могли убить. Первые сержанты не умирают на поле боя; это привилегия младших сержантов и лейтенантов. Да и потом, Стоун — очень распространенная фамилия. В морской пехоте, должно быть, сотни Стоунов, может, даже была дюжина первых сержантов Стоунов. Но нет. Именно первый сержант Гарри Стоун.

Гарри, легенда разведки, совершавший последнее турне перед отставкой, был убит.

На сумрачную похоронную службу в поле, на юго-восточной окраине Багдада, пришло много морских пехотинцев. Со многими мы не виделись еще со времен Кувейта.

Мы по очереди говорили, каким прекрасным морским пехотинцем был, каким он был хорошим мужем, отцом и человеком. В тишине мы опустили головы и потом спели песню, которую уже не помню. Смотрел на ботинки. Когда человек просыпается утром, он надевает свои ботинки. Зашнуровывает их и завязывает. Он знает, что вечером их снимет. Гарри весь день проходил в своих ботинках, не зная, что надел их в последний раз. Может, и я надел свои ботинки в последний раз. Когда служба закончилась, медленно пошел обратно, к своему взводу, наслаждаясь тишиной и одиночеством. В небе рвались снаряды, но их не было слышно — слишком далеко.

На следующий день после обеда полковник собрал своих офицеров у штаба батальона для оглашения плана дальнейших действий.

Морские пехотинцы собирались спустить с цепи свою агрессивность и, пересекая Диялу, напасть на город с юго-востока. Часть меня думала, что мы никогда не дойдем до этого пункта. Американские танки никогда не въедут в один из величайших городов Среднего Востока. Я смеялся, когда генерал Маттис в Кувейте говорил об использовании разведки во время финальной атаки города в качестве пеших ударных войск. Гипербола для младших капралов, подумал тогда. Такого никогда не случится. А вот сейчас это происходит. Наклонился поближе, надо послушать о нашей роли в кульминации.

— Джентльмены, как вы знаете, атака на Багдад уже началась, — сказал Браун.

В то время как полковник и майор продолжали инструктаж, адресованный больше командирам рот, изучал карту. Северная граница, пролегающая на карте вдоль линии с кое-какими координатами, находилась примерно в двадцати пяти километрах к северу от нашего нынешнего местоположения. Это означало, что нам предстояло одолеть путь без сопровождения до роты легких реактивных минометов, чьим опознавательным сигналом было «Свингер». Мы объединимся со «Свингром» и пойдем в атаку на север — еще тридцать километров — и окажемся в городе Баакуба. По карте было видно, что на юге этого города автострада раздваивается. Левое ответвление дороги поворачивает на запад и пролегает параллельно реке с западной стороны Баакубы. Правое ответвление дороги продолжает идти прямо на север, огибая восточную часть города. В следующие месяцы этот город станет одним из углов зоны, названной «Суннитским треугольником».

Он ставался маленьким городом чуть северней Багдада, чьей заставе из Республиканской гвардии суждено было испытать на себе силу удара американских наземных войск.

Подошел к «Хаммеру» Уокера, он сидел в машине, нагнулся к нему, чтобы поговорить с ним через открытое окно.

— Ну, давай, передовик, проинструктируй меня о нашем маршруте.

— Сэр, мы отсюда поедем на север по мощеной дороге, которая проходит параллельно трассе. Мы в колонне не первые, поэтому будем просто ехать за машинами. На северном указании по сетке координат мы присоединяемся к роте легких реактивных минометов, и они поведут нас дальше. Потом на север, и будем смотреть, как дальше пойдут дела.

— Отлично. Будет здорово иметь поблизости реальную огневую мощь, для разнообразия, — сказал с откровенной иронией в голосе, потом повернулся и зашагал к моему «Хаммеру». Знал, о чем мы оба сейчас думали: «Почему нам именно сейчас предоставляют огневую мощь, для разнообразия?»

Мы завели моторы точно по графику и начали медленно выбираться из нашего лагеря. Поехали по дороге и попали буквально в другой мир. По улицам бродили толпы иракцев.

Многие из них даже внимания на нас не обращали, они были заняты тем, что разворовывали все объекты в зоне видимости.

Вскоре мы выбрались из этого жуткого места и въехали в сельскохозяйственный район, после которого должен был начаться пригород Багдада. Тени становились длинней, а небо серело, и мы прибавили газу.

Приближаясь к линии, мы связались по радио со «Свингером». Неуклюжие легкие бронированные машины стояли на западной стороне дороги, стояли замкнутым кругом: корпус к корпусу, стволами наружу. Мы припарковались у дороги и стали ждать, пока они перестроятся, медленно заедут на щебенку и займут свое место в голове нашего формирования.

Взял маркер на спирту, чтобы помечать на карте наш прогресс. Сначала мы прошли без инцидентов линию по сетке коордиат.

Итого — десять километров по необследованной территории без осложнений. Между нами и Баакубой оставалось двадцать километров. Уже ставил на карте галочку рядом с четырнадцатым километром, как вдруг услышал грохот — это открыла огонь автоматическая скорострельная авиационная пушка, установленная на «Хаммере».

Затем общее оповещение всех транспортных средств от «Свингера»:

— Вооруженное сопротивление с обеих сторон дороги.

Дорога перед нами сворачивала направо, и вся колонна легких бронированных машин растянулась вдоль этого удачно расположенного изгиба.

Вокруг тишина. Связался с моими группами, может, они видят то, до чего мои глаза не достают.

— Всем пунктам, не вижу цели. Что у вас?

— Два-Один наблюдает. Ничего веселого.

— Два-Два. Нет ничего.

— Два-Три. Пусто.

Над нашими головами прожужжали снаряды. Стреляют с поля. Снаряды упали на дорогу и начали по ней кружить; сыпались искры. Выглядели безвредными, почти красивыми. Рота легких бронированных машин не