пулеметным снарядом 50-го калибра. Третий боец выглядел так, будто был умерщвлен, что называется, не мытьем, так катаньем. Одна из ракет, запущенных с вертолета «Кобра», упала рядом с ним, и его тело обдало тысячами маленьких металлических осколков. Крови не было, только тонкие, как от лезвия, порезы. Мы обыскали покойников, нам пригодится любая информация.

— Ах ты ж бл*ть, они ж сирийцы! — У каждого был в кармане сирийский паспорт с иракской визой на въезд.

Все они въехали в Ирак в первую неделю войны на пункте пересечения с сирийской границей. Причина въезда была указана одна и та же: джихад.

Уже уходя, услышал за собой крик:

— У нас здесь еще живой!

За деревьями, в траве, лежал стонущий мужчина, одна из его ног была практически оторвана. Морские пехотинцы уставились на меня. Их глаза перемещались от моего лица к моему пистолету, потом обратно. Они думали, что достану пистолет и выстрелю ему в голову — как хромой лошади или акуле на рыболовном судне. Но тут вмешался полковник, решивший взять сирийца в плен и эвакуировать как раненого. Почувствовал облегчение.

Собрал взвод, и мы двинулись по автостраде вниз, возвращаясь назад последними, так как были первыми атакующими. Группы заняли свои места по оборонительному периметру, а мы с Уинном искали сержанта Лоуренса. Пока мы шли через поле, ни он, ни я не проронили ни слова.

Увидели главного сержанта батальона. Скрестив руки на груди, он смотрел на нас с какой-то агрессией в глазах.

— Доброе утро, главный сержант. Где сержант Лоу?

— А какого черта об этом должен знать?

— После ранения его эвакуировали сюда, несколько часов назад. Как он?

По замешательству главного сержанта стало ясно, что он и знать не знал о его ранении. Он не участвовал в нашей операции и был далек от наших насущных проблем. Мы пошли дальше, внимательно глядя по сторонам.

Наконец на небольшом холме мы увидели человека, лежащего на спине и укрытого пончо. Это был Лоу. Ступня его была перебинтована.

— Как ты, Лео? — спросил его.

— Хорошо, сэр. Чего новенького, Уинн? Как взвод?

— Прошлой ночью они не смогли вызвать для меня «птичку», поэтому жду здесь. Меня отвезут в военный госпиталь на грузовике. — Рассказал сержанту о раненом сирийце.

— Наверное, его отвезут в госпиталь вместе с тобой. Как ты думаешь, сколько он протянет?

— Много, если ничего не начудит.

— Не думаю, что он в состоянии чудить.

К нам подошел помощник командира группы. Это он, Райан Купер, прошлой ночью эвакуировал сержанта и вернулся для командования группой во время нашей второй попытки пересечь мост.

— Черт возьми, братан, хреново выглядишь, — произнес Купер, усмехнувшись. — Командир батальона всегда говорил, что ты выглядишь дерьмово, и сейчас понимаю, что он прав.

Все дружно засмеялись: мы были живы и были рады видеть его.

Медленной походкой к нам приближался главный сержант:

— Эй, шутники, давайте убирайтесь отсюда, дайте сержанту Лоуренсу насладиться покоем.

Думал, он прикалывается. А нет, он говорил совершенно серьезно.

— Исчезни, главный сержант. Ты даже не знал, что он здесь, — отреагировал уже я.

— Лейтенант, вы не правы… — Он умолк. Уходя от нас, он выглядел несколько удрученно. На операцию его не взяли, а теперь он даже не смог на нас надавить.

Мы собрали вещи — все, что могло пригодиться ему в госпитале, и сложили их в маленький пакет.

Опять проходился по взводу, от машины к машине, слушал истории, которые рассказывала каждая группа, выслушивал просьбы и отвечал на вопросы. Пока мы болтали, бойцы продолжали заниматься своими делами. Казалось, каждый заново открыл для себя маленькие удовольствия нашей жизни: ели сухие крендельки из пайков или сбрасывали бронежилеты, чтобы плечи могли впитать в себя приятное солнечное тепло. Алексис Антонеску распластался на траве рядом с новым «Хаммером» Уокера и смеялся вместе с другими пехотинцами, чистящими свои «М-4».

— Удивлен, что вы еще с нами после вчерашнего 'переворачивания. Сэр, о чем, на хрен, думали командиры, посылая нас без бронетехники на зачистку этого хренова города? Мы все могли быть убиты, и за что? Мы находимся в том же проклятом поле, что и вчера, как будто ничего не случилось, если не брать в расчет того, что из нас выбили все дерьмо и мы потеряли великого командира группы.

В бою понял, что лучше полагаться на моральный авторитет, чем на возложенную на тебя власть.

— Да, дерьмово, плохая тактика. После всей артиллерийской подготовки и сопровождения с воздуха никто не мог предположить, что мы угодим в засаду. Мы ошибались. Не могу говорить за весь батальон, но могу отвечать за свой взвод: такое больше не повторится.

Он сделал паузу, сам посмотрел в его глаза, точнее, в очертание головы, скрываемая сетчатой накидкой темного цвета.

Я, перестав пялиться:

— Не знаю, ожидают ли нас еще миссии в ближайшие три дня, три недели или три месяца, но могу сказать вам одно. Мы должны понять, что мы сделали плохо и что мы сделали хорошо, и двигаться дальше. Нас было много, мы сражались плечом к плечу. И теперь все мы должны вернуться домой целыми и невредимыми.

Соглашаясь с цепочкой моих выводов, офицер кивнул головой.

Морские пехотинцы позволили мне быть их командиром, и они могли аннулировать свое разрешение в любую минуту.

Остановился у машины сержанта Райана Купера. Одна половина группы меняла покрышку, разорванную пулеметным огнем, а другая половина собиралась пить кофе и расслаблялась после ночного приключения.

Купер сам делал всем кофе и одновременно болтал:

— Ну так вот, я еду, и вдруг Лео мне говорит: «Эй, Руди, давай поворачивай», — сказал он, копируя сержанта, растягивая слова, как это делают жители его родины. — Я начал поворачивать налево и тут ак, ак, ак, ак, — стрельба со всех сторон. «Хаммер» начинает раскачивать. Свист пуль над головой, снизу, слева, справа. Сумасшедший дом, братаны, честное слово. Потом увидел, как Лео подпрыгнул на своем сиденье и завопил. А я все занят, пытаюсь вырулить из этой перестрелки, не врезаться куда-нибудь и не застрять, и вот слышу он произносит абсолютно спокойно: «Меня ранили в ногу, но ничего, в