это что-то непременно отразится на первой полосе. Через час просмотра пришла к неутешительным выводам. Про ограбления действительно писали, и были они не столь уж редки. Грабили все и вся: и банки, и почтовые кареты, и частные дома. Попалась даже статья про ограбление кланового хранилища князя Мышкина с детальным рисунком украденного артефакта. Но ни единого упоминания о том, что правящее семейство рассталось с чем-то ценным не по своей воле, не было. Неужели я неправильно поняла слова Юрия? Или все дело в том, что украденное слишком важно, чтобы сообщать о том открыто?

В результате я потеряла время в библиотеке бесплодно, а на выходе из гимназии оказалась один на один с Волковым, поскольку все мои одноклассницы к этому времени разошлись. Или, как вариант, он всех распугал. Вон как недружелюбно выглядит. Наверное, оскорбился, что я вчера не захотела его видеть.

– Добрый день, Лиза.

– Вам не кажется, что ваше поведение неприлично? – невежливо бросила я, и без того раздраженная неудачей с газетами.

Останавливаться рядом с ним я не стала, прошла мимо, но он невозмутимо зашагал справа от меня, словно все так и задумывалось. Сейчас на этом месте я бы предпочла видеть Юрия, благо при себе у меня были фотографии, а с ними всегда оставалась надежда узнать что-то интересное о тех, кто на них изображен.

– Не кажется, – усмехнулся он. – Я в отпуске. Гуляю, где хочу. Встречаюсь, с кем хочу.

– А вы не могли бы гулять подальше от меня?

– Увы, не могу. Но я согласен подумать над этим вопросом, если вы выполните мою маленькую просьбу.

– Только подумать?

Он промолчал, снисходительно улыбнувшись, словно все происходящее лишь тщательно срежиссированное им представление. Он просто не знает, насколько опасна загнанная в угол кошка. Конечно, пока с его стороны явных угроз нет, но все же я незаметно воспроизвела плетение, защищающее разум от внушений.

– Так какая у вас просьба?

– Все та же. Мне нужен артефакт. Вы решили, что хотите за него?

– Я не могу что-то хотеть в обмен на то, чего у меня нет.

– Он у вас, – уверенно ответил Волков. – Вы его получите, это лишь вопрос времени. И когда вы его получите, вы должны отдать его мне.

Слова сопроводились ментальным давлением, сначала легким, но все усиливающимся настолько, что моя защита буквально затрещала, наградив меня резкими болевыми уколами. Я ойкнула, приложив руки к вискам. Показалось, что из носа закапала кровь. Нет, не показалось: Волков заботливо протягивал носовой платок.

– Лиза, вам нехорошо? – встревоженно спросил он, словно причина была не в нем. – Я могу вам чем-то помочь?

При всем внешнем участии плетение он не развеивал, а продолжал долбить, надеясь разрушить мое, словно дятел, методично выковыривающий насекомых из коры дерева. Его плетение я почти не видела, оно выглядело лишь смутной тенью ажурной сетки, которая пыталась спеленать меня с ног до головы. Не знаю, смогла бы я его воспроизвести, но разрушить смогла, пробившись через собственную боль и распустив одну из связующих нитей. Волков отшатнулся, теперь кровь из носа пошла у него.

Я шмыгнула носом, почувствовав, как буря внутри меня успокаивается. Не уверена, что моя защита выдержала бы, не развей я плетение Волкова. Но она дала возможность не сдаться сразу.

– Я непременно сообщу все Фаине Алексеевне, – слабым голосом сказала я. – Уверена, вы сейчас нарушили все гласные и негласные правила.

Нужно было уходить, но мне казалось, что не смогу сейчас сделать даже шаг: противная липкая слабость словно привязала по пудовой гире к каждой ноге, а то и вовсе приковала к мостовой.

– Ваша Фаина Алексеевна не видит дальше собственного носа, – чуть гнусаво ответил Волков. – Если бы на нее действовали доводы разума, мне не пришлось бы пускаться на подобные ухищрения. Отдайте то, что мне нужно, и мы разойдемся миром.

Как Красная Шапочка с Волком. Правда, ненадолго: Волк получил нужную информацию, добрался до бабушки и сожрал, а потом сожрал и саму болтливую дурочку. Вывод? Договоры с волками плохо заканчиваются.

Глава 40

Чуть только я перестала чувствовать скованность, рванула от Волкова так, что узрей меня наша классная дама, Антонина Юлиевна, непременно разразилась бы лекцией о недопустимом для гимназистки поведении. Но я сейчас о такой ерунде если и подумала, то лишь мельком, понадеявшись никого из гимназии не встретить. Более того, завернув за угол, сразу набросила на себя полог отвода глаз. Все равно уже Волков полон подозрениями, одним больше, одним меньше…

В себя я пришла возле дома Шитова. Странно, что я побежала именно сюда. Наверное, просто стремилась убраться подальше и даже не думала, куда бегу: дом Владимира Викентьевича в противоположной стороне, а это ближайший из знакомых. На сегодня мы о занятиях не договаривались, но появился огромный соблазн зайти. Не просить о занятии, нет: чувствовала я себя так, что вряд ли создам что-то путное, а если что и создам, под угрозой окажутся не только обитатели дома, но и сам дом. А вот от разговоров дома не рассыпаются.

Полог отвода глаз я сняла уже в подъезде, почувствовала себя без него почти голой и поторопилась подняться, все время опасаясь, что вот-вот внизу стукнет дверь и меня догонит Волков. Но Волков не догнал, а дверь если и стукнула, то только квартирная, после того как горничная впустила меня и отправилась узнавать, примет ли хозяин.

Хозяин великодушно согласился, хотя в его планах визитеров сегодня не было, поскольку в кабинете явственно попахивало коньяком. Настолько явственно, что мне даже стало интересно, сколько было выпито до моего прихода.

– Елизавета Дмитриевна, разве мы на сегодня договаривались? – излишне четко выговаривая слова, спросил Шитов.

– Нет, Константин Филиппович. Мне очень неудобно, что пришлось вас побеспокоить, но у меня возник неотложный вопрос.

– Ничего страшного. Все равно у меня нет срочных дел, а настроение ужасающе дурное. Садитесь. – Он широко махнул, указывая на стул. Так широко, что я понадеялась, что плетений он никаких не будет использовать, а то эта квартира пострадает и без моего участия. – Рассказывайте.

Я хотела спросить про обучение на целителя, но вместо этого внезапно выложила про Волкова, без уточнения, что тому от меня требовалось, но с указанием, что он использовал ментальное давление, которое удалось разрушить.

– Эка его припекло, – неодобрительно сказал Шитов. – И ведь понимает, что если Рысьина пожалуется, то одним выговором не отделается. Впрочем, – он встряхнул головой, словно отбрасывая некстати появившуюся мысль, – жаловаться она не будет, и он это тоже понимает.

– Почему?

– У вас есть