– В Риме дела идут все хуже…

Я нахмурилась. Меня сослали на скалистый островок посреди океана, впервые за три месяца я вижу своего мужа, так неужели же стану переживать о том, что там происходит в Риме? Ты сильно ошибся в своих ожиданиях, милый муженек. Да Рим может рассыпаться на куски, мне все равно! Впрочем, это не совсем так. Несмотря ни на что, я все еще любила брата. А он часть Рима. В какой-то степени он и есть Рим.

Я вдруг поняла, что муж смотрит на меня как завороженный. Должно быть, все эти рассуждения и эмоции отражались на моем лице. У меня так долго не было необходимости прятать их от кого-либо, что я попросту разучилась это делать.

– Ливилла, я разрываюсь.

– В чем дело?

Виниций вздохнул:

– Я люблю Гая. И всегда любил. Я считаю его братом, и не только вследствие семейных связей. Нет человека более дорогого моему сердцу, и мне тяжело осознавать, что ты, моя любимая жена, и он не можете быть вместе, а я не могу быть с вами обоими! – Некая тень в его взгляде подсказывала, что на самом деле его тревожит нечто иное, и я терпеливо ждала. – Но и Рим я тоже люблю. Я поддерживаю твоего брата и был верен ему, несмотря на растущие сомнения в том, что он идет правильным путем. И еще я верен Риму, и Рим должен быть сохранен любой ценой. А пока Калигула и сенат воюют, Рим гибнет.

Я опустилась рядом с ним на кушетку:

– Народ его обожает. Я помню, как восторгались зрители в Путеолах. Они превозносят брата до небес больше, чем когда-либо. Сенаторы как могли препятствовали ему, но Калигула переиграл их. Более того, устроенные ими помехи он умудрялся обратить себе на пользу. И его поддерживает армия. – Я старалась не вспоминать о мятеже в северных легионах, о катящихся по земле головах, о тонущих трибунах…

– Ливилла, армии и плебса недостаточно. Да, среди них Калигула – самый популярный правитель Рима со времен Цезаря, но простолюдины и солдаты – это еще не весь Рим. Они только его часть. Есть сенат, консулы, всадники… вот кто настоящие хребет и мышцы империи. А их систематически уничтожают. Рим не сможет существовать в том виде, в котором представляет его себе Гай.

Я потерла холодные ладони:

– Агриппа говорил мне на заливе, что ты присматриваешь за братом, играешь роль его совести.

– Так и есть. Но не представляешь, до чего это сложно. Я могу уберечь его от каких-то крайностей, но он слушает не только меня, но и армию, и народ, и вольноотпущенников вроде Каллиста и Протогена. И Антиох с Агриппой отнюдь не помогают, потому что их монархические обычаи нам не подходят, и от всех их советов только хуже. – Он потянулся ко мне и схватил за руки. – Ливилла, в сенате осталось всего пятьдесят человек. Пропасть между ним и твоим братом непреодолима. Сенаторские семьи, пережившие бесчисленные репрессии, бежали из Рима как можно дальше и живут в добровольном изгнании, надеясь уберечь своих близких от полного истребления. В Риме от имени императора хозяйничают солдаты и вольноотпущенники. Я пытался объяснить ему все это, но он убежден в том, что сенат разрушает Рим и потому должен исчезнуть с лица земли. На публике он, разумеется, ничего подобного не говорит. Все-таки Гай очень умен. Твой брат завоевал себе еще бо́льшую популярность, когда вернулся в Рим и положил конец кровавым расправам Веспасиана – расправам, которые сам инициировал. Нельзя же винить в убийстве собаку, если на жертву ее натравил хозяин. Однако и после того, как Веспасиана призвали к ноге, кровь продолжает литься, просто вдали от глаз публики. Дело в том, что выживание теперь напрямую зависит от расположения императора, и в надежде ему угодить аристократы Рима убивают один другого по собственной воле. Семейства, которые основали Рим и направляли его через века смуты и войн, нынче режут друг друга, словно выбракованный скот. Смотреть на это невозможно!

Я не могла решить, как относиться к услышанному. Брата я любила, а знатные римские семьи очень мало сделали для того, чтобы я прониклась к ним симпатией. Сколько раз они пытались уничтожить нашу семью и убить Гая! Честно говоря, его точку зрения я понимала. Но потом вдруг вспомнила безжизненные взоры множества благородных воинов, смотрящих на меня с морского дна, и содрогнулась. Готова ли я увидеть, как Риму сломают хребет?

– Тебе, Виниций, разве не приходило в голову, что эти самые семейства и привели Рим к нынешнему состоянию? Вот ты винишь во всем Калигулу, а не сенат ли виноват в своих бедах? Вспомни, каким великодушным был мой брат, начиная свое правление. Он старался угодить сенаторам, а те в ответ вонзили меч ему в спину.

– Может, они понимали, к чему все идет. С тех пор были и другие попытки. Ливилла, сословие сенаторов в отчаянном положении! Месяц назад раскрыли очередной заговор. Еще пять сенаторов простились с жизнью. Погиб поэт Каний! Поэт, о всемогущий Юпитер! Всего лишь за насмешливый куплет! А на прошлой неделе предотвратили еще заговор, поменьше. В ходе расследования всплыло имя Аниция Цериала, и преторианцы немедленно поехали за ним и другими подозреваемыми к нему на пир. Прямо в атриуме они казнили троих его гостей, весьма жестоко. Как я понял, крови пролилось столько, что она скрыла мозаику на полу. Как ты не понимаешь, наш мир рушится у нас на глазах!

– Ваш мир, – с горечью в голосе поправила я мужа. – Мой мир – это четыре стены и столько моря, что можно утонуть в нем миллион раз.

– Ты помнишь Прокула? – вдруг спросил меня Виниций.

О боги, да я свое имя не всегда помнила!

– Прокул, – настаивал муж, – у которого был дом на Эсквилине. Император заставил его продать дом, чтобы устроить там шикарную конюшню для своего коня, будь он проклят!

А, да. Длинный нос, редкие волосы, дорогие одеяния. У человека, не у лошади. У Инцитата с растительностью все было в порядке.

– Однажды на Форуме Прокул поклонился твоему брату. Калигула нахмурился и спросил, зачем человек, столь сильно ненавидящий его, вдруг решил ему поклониться. И знаешь, что произошло? Другие сенаторы разорвали Прокула на куски. Убили его прямо на Форуме, просто потому, что несчастный ненавидел Калигулу, а они надеялись заработать себе немного императорской милости за его убийство. Они буквально разорвали его. И с Римом происходит то же самое. Его рвут на куски. Думаю, твой брат остановится только после того, как сенат уйдет в прошлое и все сенаторское сословие будет уничтожено. Причем уничтожено своими собственными руками. Потому что Калигула сам этого не делает, понимаешь? Он не убивает. С точки зрения простого народа, аристократы передрались между собой, а император остается на вершине популярности.

– То есть ты обвиняешь Гая в том, что происходит, и при этом говоришь, что аристократы сами убивают друг друга, а мой брат не орудует мечом. Ты противоречишь сам себе! Хотя со мной это тоже часто случается в последнее время…

– Он не орудует мечом, ведь в этом нет нужды! В чем-то Гай стал очень похож на Агриппину. Так же интригует и манипулирует людьми. Одно слово, сказанное в нужном месте в нужный час, может спровоцировать кровавую резню, а он останется в стороне и с чистыми руками. Тем временем Каллист сумел провести закон о том, что даже рабы могут давать показания без пыток. Ты понимаешь, к чему это приведет? Каждый второй раб в Риме затаил на своего хозяина обиду. Высшие сословия снова будут уничтожены, но теперь по обвинениям рабов. Слышишь, Ливилла, рабов!