— Никого я не отвергала. С какой бы стати?

— Представляешь, какая у него выдержка: ни разу о тебе не спросил.

— Было бы что спрашивать, — с показным безразличием сказала Ция.

— Он, видно, очень тебя любит. Оттого и не спросил.

— Отчего же не спросить, если и впрямь любит?

— Ничего ты не понимаешь. Именно потому и не спросил, что любит.

— Тебе показалось, Цисана.

— Не беспокойся, от меня ничего не укроется.

— Хоть бы он не любил меня, — печально проговорила Ция.

— Тебе его жаль, да?

— Очень.

Некоторое время они молча перебирали землю пальцами.

— Знаешь, Уча тут же раздобыл ампулы хинина и фельдшерицу привел.

— У Учи доброе сердце.

— И Бондо мне показался очень добрым.

— Может быть, но Уча гораздо добрее.

— Другой бы на его месте пальцем о палец не ударил.

— Уча очень добрый, — повторила Ция. — Иди позавтракай и переоденься. Небось устала с дороги, — попыталась Ция перевести разговор на другое.

— Я не голодна, — сказала Цисана. — И совершенно не устала. Бондо меня на грузовик подсадил. Нет, не могу понять, чем он тебе не понравился.

— Он не плохой... Но я полюбила Учу, — сказала Ция. — Если бы не Уча, я бы, наверное, за Бондо пошла.

— Человеческое сердце — потемки, — задумчиво произнесла Цисана. — «Если бы не Уча...» — повторила она Циины слова. — Как странно, случайная встреча одним махом может изменить судьбу человека. Уча тебе с первого взгляда понравился?

— Ради бога не спрашивай, Цисана, ладно? — попросила Ция.

— Ну скажи, пожалуйста. И что ты в нем такого увидела?

— Он мне сразу понравился. И ничего в нем вроде нет особенного. Но он мне понравился. Нет, нет... Просто я полюбила его. С первого взгляда.

— Ты только не обижайся, но внешне Бондо гораздо интересней Учи.

— Может быть. Понимаешь, я и сама не знаю, чем мне понравился Уча. Это очень трудно объяснить. Они совершенно разные.

— Вот и со мной случилось то же. Я очень многим нравилась в деревне. И мне вроде бы некоторые по душе были. Но появился Антон — и на тебе, влюбилась, и все. Наверное, так оно и бывает.

— Да, так и бывает, — отозвалась Ция.

— Такова, видно, женская доля.

— Давай не будем больше об этом говорить.

— И все-таки мне жаль Бондо, — сказала Цисана.

— Иди, Цисана, — попросила Ция. Ей вдруг захотелось плакать.

— Я побегу переоденусь, — сказала Цисана и побежала к бараку.

Оставшись одна, Ция так и не смогла избавиться от мыслей о Бондо. «После демобилизации он мог уехать в Тбилиси. Но он приехал сюда. Ради меня приехал. Приехал и ни разу не пришел повидаться. Хорошо сделал, что не пришел... Он так хотел поступить в институт, но бросил все и приехал сюда, ко мне. Ради меня махнул рукой на учебу. А ведь он так хотел учиться... Он мог жить в Тбилиси, но приехал сюда. Хорошо, что он не спрашивал обо мне, хорошо, что не пришел повидаться...» Ей было жаль Бондо, потому она и думала о нем. Но даже думать о Бондо казалось ей предательством по отношению к Уче. Ведь она любит Учу, очень любит. Надо навсегда запретить себе даже думать о Бондо. Руки у нее опустились, работа не ладилась. Уставившись в одну точку, Ция бессмысленно стояла посреди теплицы. Потом, отряхнув платье, выбежала во двор станции. Выбежала, как бы испугавшись, что мысли о Бондо последуют за ней.

В седьмой теплице работали ее подруги, и Ция сразу направилась к ним. С подругами легче ни о чем не думать. И ни о ком. Ни об Уче, ни о Бондо. «И чем же я провинилась перед Бондо? Я никогда его не любила. И никаких обещаний ему не давала. Нет, нет, совесть моя чиста, я ни в чем не повинна. Но почему я думаю о нем? Почему? И почему я за него беспокоюсь?..

Восемьдесят процентов всего объема работ на трассе выполняли с помощью экскаваторов. Стройке полагалось по норме двадцать экскаваторов, но их было всего лишь двенадцать. Поэтому с таким интересом отнеслась вся стройка к идее о круглосуточной четырехсменной работе бригад драгеров.

Больше всех была довольна Галина Аркадьевна. Ведь Учу на стройку привел Андро Гангия. И не только привел, но и направил на экскаватор. Галина Аркадьевна часто навещала Учу и Бондо и с удовольствием наблюдала, с какой ответственностью обучают они трактористов Дзуку Цулая и Буху Хурция, привезенных на стройку Лонгинозом Ломджария. И ребята, поощренные заботой и вниманием своих учителей, старались изо всех сил, чтобы как можно лучше освоить тяжелую и нужную работу драгера.

У драгеров на стройке были две основные задачи: прорыть каналы и насыпать дамбы на Риони, Циви, Хобисцкали, Техуре, Абаше и Ногеле.

Каналы были призваны осушить болота, а дамбы — обуздать реки. На некоторых участках уровень воды в реках был ниже осушаемых земель, а это наряду с наводнениями способствовало заболачиванию почвы. Поэтому дамбы здесь насыпались повыше.

Строительство дамб на реках началось уже давно, и опыта драгерам было не занимать. Даже там, где возведение дамб не было закончено, наводнения уже не грозили опасностью, — дамбы насыпались далеко от русла рек по обе их стороны. Вот почему основное внимание уделялось прорытию каналов.

Бондо Нодия даже после окончания своей смены еще долго занимался со своим подопечным Дзуку Цулая. Через две-три недели Дзуку уже мог самостоятельно управлять «Комсомольцем».

Не меньших успехов добился и Учин ученик — Буху Хурция. Недалек был и день укомплектования бригад и перехода к круглосуточной работе.

Частенько, возвращаясь со смены, Бондо забредал на берег Хобисцкали. Ведь та же река протекала через родную деревню Бондо и Ции. Но там, в горах Лакады, течение реки было быстрым и неспокойным. С шумом и шипением прокладывала она путь среди каменистых берегов.

Когда еще Ция дружила с ним, веселое и бурное течение реки неодолимо притягивало к себе Бондо, придавая ему бодрости,