– Мы с госпожой обедаем в своей комнате.

– Я знаю, добрая девушка, – улыбнулся подросток. – Для вас обеих уже собирают корзинку с едой. Раз уж ты пришла, то не скажешь ли, что вы обе предпочтете: козье молоко или взвар из сушеных яблок и груш?

– Взвар. Если можно, добавьте туда немного меда.

– Конечно, можно. Не беспокойся, добрая девушка, мы все соберем и принесем.

Подросток взял из рук фрейлины корзинку и скрылся за кухонной дверью.

Девушка направилась к выходу. Проходя мимо стола, за которым обедали небоходы, она чуть задержалась, глазами показала Бенцу на дверь – и ушла.

Дик положил на край стола недоеденный ломоть хлеба и вышел за фрейлиной.

* * *

– Помните ли вы, сударь, Стрекозиные пруды?

– Да как же я могу их забыть? – жарко выдохнул Дик.

Фрейлина (Дик только что узнал, что ее зовут Беатриса) усмехнулась.

– Вас тоже не забыли. Спасенная эрлета хочет вас… увидеть.

Легкая пауза перед словом «увидеть» так взволновала молодого человека, что он мог только кивнуть.

– Это можно сделать только сегодня вечером, – продолжила девушка и огляделась.

Но ничто вокруг не могло встревожить фрейлину. Храмовая обитель жила своей спокойной жизнью. Мимо промчалась стайка малышей. Неспешно прошли две женщины с бадейками на коромыслах – должно быть, несли воду на кухню. Занятые беседой, они даже не бросили взгляда на двоих паломников, стоящих у входа в трапезную.

– Вечером, – повторила Беатриса. – Те из свиты, кому госпожа не доверяет, получат приказ нести патрульную службу. Я узнала – будут обходить обитель вдоль стен. Мы сможем проскочить к дому. У спальни стоит верный часовой. Я дам вам свой розовый плащ с капюшоном. Если кто-то из прислуги случайно увидит вас, то примет за меня.

Дик подумал про сапожищи, торчащие из-под розового дамского плащика. Но промолчал. И правда, кто в полутьме будет разглядывать…

– У меня есть часы, – продолжила девушка. – Я сверила их ход с часами на башенке над храмом, которые тут отбивают время. За полчаса до полуночи я прерву свидание и выведу вас из дома, пока не вернулись с обхода эти… доблестные стражи.

Не дожидаясь ответа, фрейлина повернулась и быстро пошла прочь.

А влюбленный Дик только сейчас вспомнил, что они с друзьями собираются похитить Литу.

* * *

– Ничего не скажешь, вовремя в госпоже любовь взыграла! – тяжело бухнул Хаанс.

Конечно, капитан рассказал небоходам о назначенном свидании. И теперь сидел несчастный, унылый.

Если говорить честно, Дик успел подзабыть приключение на Стрекозиных прудах – лязг шпаг и поцелуй за статуей Таргана Непреклонного. Но сейчас ему казалось, что он каждую минуту разлуки помнил гордую красавицу в сером платье.

На боцмана он хотел огрызнуться, но этому помешал подошедший к столу старик в добротной одежде со знаком Антары на груди. Старик сказал учтиво, но властно:

– Добрые люди, у нас не принято засиживаться за трапезой. Поели? Вот и ступайте, вас ждет служба богине. Она, богиня-то, не любит пустых разговоров. Она труд любит.

Гости спорить не стали. Поднялись, поблагодарили за еду, вышли из трапезной и остановились у двери – там же, где только что стояли Дик и фрейлина.

– А ведь на свидание-то идти придется, – вздохнул Отец.

Бенц и Хаанс изумленно на него уставились. Только илв с интересом следил за прыгающей по двору вороной. Он полагал, что люди сами разберутся в своих делах.

– Кто знает, что может натворить гордая женщина, если мужчина не придет к ней на свидание? – пояснил Отец свою мысль. – Хорошо еще, если только пошлет служанку разыскать нерадивого любовника. А нас может погубить малейший шум… Сейчас рано темнеет. Служанка обещала, что до полуночи она гостя выпроводит. Вот тогда ты, капитан, к нам и присоединишься.

Бенц кивнул. Его слегка задело, что погонщик распоряжается, будто он тут главный. Но они были не на борту «Миранды». Старик говорил дельные вещи, а главное – Дик обрадовался возможности и выручить Литу, и пойти на свидание к прекрасной эрлете.

– С Каракелли надо разобраться без шума, – продолжал Отец.

– Без шума? – разочарованно повторил за ним боцман. Поднес к лицу огромные ладони, сжал и разжал кулаки. – Это что же, и морды гадам не отполировать?

– Мы в обители Антары, – напомнил Отец. – Богиня не любит шума и буянства. – Постараемся убраться тихо. Тут перед обедом от Каракелли приходил парень за едой. Они в трапезную не ходят, едят у себя в доме, так мне и поручили собрать им две корзины. Главный повар предупредил: вина им не давать…

– А разве богине это не угодно? – удивился боцман. – Виноград – дар Антары!

– Да, но у охранников такие морды, что не принялись бы спьяну буянить! Так я им положил хлеб, кусок окорока, большой горшок горячей каши и второй горшок – с грушевым взваром. Вечером придут за ужином, собирать буду тоже я. Так я им вместо взвара дам горшок козьего молока.

– И что? – не понял Бенц.

А илв недоумевающее чирикнул:

– Лита не пьет козьего молока!

– Вот-вот, – кивнул Отец. – Девочка его на дух не переносит. Говорит – запах от него мерзкий. Можно и не гадать – она его и в рот не возьмет.

– А нам что с того? – не понял боцман.

– А я успел добежать до здешнего целителя. Пожаловался: мол, на старости лет бессонницей маюсь. Он мне отлил настойки болотняка. А как отвернулся – я горшочек с настойкой стянул. Авось до завтра не хватится.

– Снотворное? – догадался капитан. – Ты его хочешь – в молоко?

– Ну да. Его будут пить все, кроме Литы.

– А если – не все?

– Ну, тут уж как повезет…

* * *

Лита сидела на скамье, неотрывно глядя на стену напротив, то есть вела себя так же, как вчера и позавчера. Она оставила попытки смягчить сердце своей надзирательницы или передать весточку кому-нибудь, кто смог бы помочь. Например, главному жрецу.

Увы, сеора Модеста ради безумных планов рода Каракелли готова на что угодно, ее не тронут мольбы и слезы. А глава обители, которому Лита, улучив минутку, скороговоркой поведала о своей беде, назвал ее бедной девочкой и пообещал молиться Антаре, чтобы та внесла покой в юную душу, истерзанную безумием.

Отчаяние сковало Литу, словно льдом… до вчерашнего вечера. После молебна, после встречи с друзьями жизнь и надежда вернулись к девушке. И сейчас трудно было прятать в глазах торжество и веселую злость.

Подошла сеора Модеста с подносом, на котором была глиняная чашка с молоком и блюдо с ломтями хлеба. (Завтракали в обители сытно, но ужинали скромно.)

Лита покорно протянула руку к подносу, взяла чашку, поднесла к губам… И вдруг побледнела, передернулась, вернула чашку на поднос.