— Ты сам не веришь в свои слова, — возразил Мика. Он шел, не вынимая руки из карманов, и Гюрзе пришло в голову, что если он вдруг оступится, то обязательно разобьет себе физиономию о какой-нибудь торчащий камень.

— Жуля вне игры. Тем более он сам в отказ пошел, — развивал свою мысль Мика. — С Нелли уже все кончено. А сегодня был шанс, но ты все испортил. Кабан двух негров завалил, собственноручно. Прямо у ворот ихнего «Лумумбы». А Бокси жида на ремни порезал недавно, об этом даже в газетах писали. Хлыст, правда, еще в этом плане девственник, но все они настоящие воины…

«О чем он говорит?» — с какой-то спокойной обреченностью подумал Гюрза. Какие негры, какие жиды, какие воины? Мика, вот кто действительно болен!

Они снова надолго замолчали. Становилось прохладно, и Мика застегнул «молнию» на своей куртке.

— Знаешь, Гюрза, — как-то странно проговорил он. — Я сегодня ночью своего брата видел. Во сне.

— У тебя был брат? — удивленно вскинул голову Гюрза. Мика кивнул.

— Близнец.

Гюрза удивился еще больше. Мика никогда не упоминал о брате-близнеце, и это было новостью.

— Где он сейчас?

— Нет его. Он умер, когда нам было по четыре года.

— Прости, — сказал Гюрза.

— Не за что. Ты же не знал, — сухо отреагировал Мика. — У нас был дом в деревне, там жили дед с бабкой, родители матери. Им уже под семьдесят было, но еще крепкие были — бабка дояркой работала, а дед по-разному — кому дрова наколет, кому дом покрасит. Потом бабку корова насмерть зашибла. Дед какое-то время крепился, потом бухать начал — деревня все же. Чуть дом по «белке» не спалил. Но потом мать его к себе взяла, нам тогда по два года было. В городе дед вроде немного отошел, а летом опять запросился в деревню.

Они прошли большой мост, спустились по ступенькам и оказались на каком-то пустыре. Впереди чернели гигантские холмы свалки. Светлые обрывки пакетов и бумаги напоминали снег на горных вершинах.

— Чуешь запах, Гюрза? Знакомый донельзя, — промолвил Мика. Гюрза вдохнул. Да, знакомый донельзя, с этим не поспоришь. Игривый ветерок донес до них этот запах, и череда смутных воспоминаний вихрем пронеслась в его мозгу.

— Что было дальше? — спросил он, и Мика продолжил рассказ:

— Его снова отвезли в деревню. Первое время мать ездила к нему, но потом мы с Димкой долго болели, и около года никаких известий от деда не было. На письма он тоже не отвечал. Мать все собиралась к нему съездить, но нас с Димкой нужно было с кем-то оставить. Была у нас одна соседка — тетя Варя. Редкостная пьянь. Вечно у матери бабки одалживала. Но она была единственная, кто был готов за пятерку посидеть с нами.

Сами того не замечая, друзья шли в сторону свалки. Ноги иногда проваливались в ямы, наполненные студенистой грязью, из-под наваленного мусора то и дело выскакивали потревоженные крысы.

— В этот день мать снова оставила нас с этой алкашкой. А в обед пришел дед. Просто позвонил в дверь, а Варя открыла. Я еще был маленьким, но уже тогда что-то нехорошее почувствовал, как только его увидел. Он был похож… На мумию, которая ожила в каком-то заброшенном пыльном музее, вылезла из своего саркофага и приперлась к нам, воняя бальзамом и старыми бинтами.

При слове «бальзам» губы Гюрзы плотно сжались.

— Эта пьяная манда даже не стала выяснять, кем он нам приходится, и открыла дверь. Он ей: «Я ихний дед». Она «Ах, дед? Замечательно, милости просим, проходите, можете не разуваться, чай, кофе, потанцуем» и прочая херня. Потом снова завалилась спать, а дед вошел к нам в комнату. Я отлично помню, что, когда он был у нас раньше, у него были густые, темные волосы. В этот же раз его башка была плешивой, в каких-то язвах и рубцах, я это очень хорошо помню. Словно… он побывал под радиоактивным излучением. Я не помню, о чем он с нами говорил, но я очень хотел, чтобы поскорее пришла мать. Я боялся этого старика. И когда он попросил меня принести свои любимые игрушки, я с радостью помчался в комнату, лишь бы хоть какое-то время не находиться в его обществе. Димка остался с ним.

Из темноты послышался кашляющий лай. Ему вторил другой, более низкий, после чего обе собаки замолкли.

— Пока я набирал игрушки, нарочно медленно, все произошло, — произнес Мика. — Сначала я ничего не понял, просто какой-то шорох. Затем — крик Димки. Гюрза, как он кричал! Мне было страшно, но я не мог устоять на месте. Крик шел из кухни. Когда я заглянул туда, крик прекратился, и я понял почему.

— Почему? — эхом спросил Гюрза. Изо рта вырвалось облачко пара.

— У нас отключили горячую воду. Мать в этот день поставила кастрюлю на плиту, чтобы постирать белье. Даже не кастрюлю, а бак. Этот бак был огромен. Я запросто мог в нем спрятаться и спокойно накрыться крышкой сверху. Так вот, тетя Варя должна была просто кинуть туда белье и дождаться мать. Но она была пьяна и спала, поэтому бак просто стоял на плите, кипел и кипел себе потихоньку.

Мика повернул лицо к Гюрзе, зрачки были расширены:

— Он взял моего брата за ноги и опустил его головой в кипяток, до самых колен. Просто опустил, как большую креветку.

Гюрза выдержал его взгляд. Они пошли дальше, изредка спотыкаясь.

— Я побежал в комнату и спрятался под кровать. Дед пошел за мной. Я забился в самый угол к стенке и свесил одеяло до самого пола. Но он все равно понял, где я, встал на колени и стал упрашивать меня вылезти. Ты понимаешь, Гюрза?! — теперь Мика чуть не плакал. — Этот ходячий труп оставил моего брата вариться в баке, как какую-то сосиску, а меня уговаривал вылезти! И ты знаешь, что самое страшное, Гюрза? Он называл меня именем брата. Он был уверен, что поставил вариться меня, понимаешь?

Гюрза молчал. А что тут можно было сказать? Да, Мика, я все понимаю, прими мои искренние соболезнования?

— Тогда он взял швабру и стал тыкать ею в меня. И все это время в соседней комнате храпела эта драная коза тетя Варя! Я не знаю, чем бы это закончилось, но ему, наконец, надоело стоять раком у кровати, и он пошел в комнату. Скоро я услышал звук работающего телевизора. Когда с работы вернулась моя мать, он сидел в кресле, пил молоко и смотрел новости. А на кухне продолжал вариться мой брат. Все три часа. Когда я вырос, то узнал, что, когда его вытаскивали из кастрюли, у него отвалилась голова и рука. А все волосы с головы остались на дне. Целы были только ноги, так как полностью не уместились в кастрюле. Эти ноги мы и хоронили, все остальное менты потом спустили в унитаз.

— А что дед? — спросил Гюрза, только для того, чтобы хоть что-то спросить.

— Ничего. Суда не было, его по-тихому отправили в психушку. Он умер через два месяца. Варе, этой алкашке, тоже ничего не было — это обязанность матери следить за своими детьми, а не ее. Вот так.

Они снова услышали лай. На этот раз собак было больше.

— Как ты думаешь, они нападают на людей? — вполголоса спросил Гюрза. Он опустил руку на рукоятку ножа.