— Мы так не договаривались, — наклоняюсь вперед, ложась грудью на стол. — Вы филоните, уважаемая Екатерина. Уверен, у ваших, — делаю акцент на слове, — читателей еще уйма вопросов ко мне и моей личной жизни.

— Исчерпались, — отвечает грубо, а я вижу, что злится уже не на шутку.

— Кстати, а как там столица поживает? — снова откидываюсь на спинку кресла.

— Цветет и пахнет, — язвит мне в ответ.

— И вы к нам надолго или так, интервью закончить?

— Думала, навсегда, — злится еще сильнее, еле сдерживая порыв ответить мне грубо. Жду, когда же взорвется окончательно. — Но теперь вот, подумываю, — цедит сквозь зубы, — обратно в столицу укатить.

— С чего вдруг? — ехидно улыбаюсь, и Катя не выдерживает:

— Достал ты меня, Вишневский, — резко разворачивается и направляется к двери.

Вот теперь я доволен! Ликую и поздравляю себя с победой! Достал, говоришь? Ну-ну, посмотрим, кто кого еще достал, милая.

— Моя девушка — журналистка, — говорю ей в спину, а она останавливается, так и не дойдя до двери. — Как я говорил, очень деятельная особа. Настолько деятельная, что бросила меня и укатила в столицу делать карьеру, наплевав на чувства. Не пойму только, за что она так со мной? А главное, не могу понять, почему неделю пряталась от меня? Что, трудно было поговорить спокойно, без эмоций?

Во время моей пламенной речи Катя стоит на месте и вижу, как под конец, когда я на повышенных тонах задаю вопросы, девушка опускает голову вниз.

— Стыдно было, — отвечает негромко после небольшой паузы. — За то, что лишнего наговорила.

— Ах, стыдно ей, видите ли, было, — встаю со своего места и медленно двигаюсь к ней. Останавливаюсь в конце стола для переговоров, облокачиваюсь на столешницу, скрещивая ноги и руки. — А мне что прикажешь делать? Как идиот ездил по всему городу в поисках сбежавшей невесты. Кому расскажи — засмеют.

— Засмеют его, бедненького, — Катя поворачивается, ее лицо пылает, и я прямо чувствую, сейчас будет окончательный взрыв. — Притащил какую-то дуру в дом, молчал, когда она целоваться лезла, еще и я виновата. Индюк напыщенный! — выдает на одном дыхании, тяжело дыша. Щеки пылают, глаза горят, и все равно — она самая красивая женщина в мире!

— Я не ожидал, что она заявится, — отвечаю спокойно, потому что мое настроение делает резкий скачок вверх. Ну, держись, Екатерина, сейчас ты у меня получишь по полной за все мои мучения. — Растерялся немного. А ты слушала, Миланская, что я тебе тогда говорил?

— Ты много чего наговорил, — продолжает злиться. — Всего не упомнишь.

— Раз с памятью туго, напоминаю — я просил десять минут, чтобы выпроводить эту дуру безмозглую из дома. Не знаю, что она там себе напридумывала, назвавшись моей невестой, но там, по сути, ничего серьезного не было. А ты такая же дура, раз поверила во всю эту чушь.

— Ну, знаешь ли, — вспыхивает как спичка. — Иди к своей модельке! Вы друг друга стоите. Я тут месяц страдаю, переживаю, что обидела парня незаслуженно, а он сидит тут, понимаешь ли, издевается надо мной, еще и дурой обзывает. Упырь, скотина, индюк напыщенный!

— Повторяешься, — усмехаюсь в ответ. Как же я люблю ее, если бы она только знала. Горящие глаза, пылающие алым румянцем щечки, губы, на которые смотрю уже битых десять минут. Это мучение, скажу я вам!

— Зато по сути подходит! — снова разворачивается ко мне спиной, делая шаг вперед.

— Далеко собралась?

— В Москву, — выпаливает, и тут мои тормоза отказывают.

Резко подрываюсь, делаю пару шагов, хватаю ее за руку, разворачивая к себе лицом. Девушка тяжело дышит, глядя мне в глаза. Секунда, две, три, и я прижимаю ее к себе, впиваясь в губы.

Катя обвивает меня руками за шею, сбрасывая сумку на пол. Соскучился безумно за моей маленькой строптивицей! Единственной женщиной, которая меня понимает и, уверен, любит таким, какой я есть. Не за деньги и связи, не за возможности, которые перед ней открываются, останься она со мной, а именно за то, что я — Артем Вишневский, по сути, обычный парень с открытой душой и горячим сердцем.

Она сразу же отзывается на мой напор, видимо, и сама долго этого ждала. Теперь уже точно не отпущу, пусть даже не мечтает о своей карьере в столице.

Языки переплетаются, двигаясь в бешенном темпе, а мои руки сжимают тонкую талию, начиная активно блуждать по женскому телу, задирая кофточку с курткой. Черт, как же мешает эта дурацкая одежда. Пора уже избавляться от нее, а то, боюсь, долго я не выдержу. Потому будут ласки, обнимания и поцелуи, а сейчас хочу, наконец, оказаться в ней, раствориться целиком и насладиться нашей близостью.

Сам не помню, как мы оказываемся возле стола, причем Катя сидя на нем с задранной короткой юбкой, раздвинутыми ногами, между которыми я наглым образом вклиниваюсь с полным правом собственника. Чтобы точно не сбежала. Почему-то эта мысль так крепко засела у меня в голове, что малейшее ее движение у меня ассоциируется с тем, что девушка хочет уйти. Параноик какой-то, честное слово.

Мы бешено целуемся, а курточка девушки уже улетает на другой конец стола, куда отправляется и кепка, и я, наконец-то, запускаю пальцы в ее волосы, наслаждаясь их тяжестью и шелковистостью. Боже, какое блаженство держать мою красотку в своих объятиях.

Ее нежные пальчики уже стягивают с меня пиджак, после чего начинают выправлять рубашку из брюк и расстегивать на ней пуговицы.

— Вишневский, — тихо шепчет, когда я отрываюсь от нее на пару секунд, чтобы снять через голову тоненькую кофточку. — Дверь закрой, хватит с меня на сегодня эмоций.

— Не-а, — ехидно усмехаюсь. — Это тебе в наказание, — шепчу на ушко, проводя языком по виску, затем по щеке, спускаясь к шее. Как же мне нравится, что она плавится в моих объятиях.

— Я тебя убью, — стонет, когда я расстегиваю верхнюю часть ее нижнего белья, дотрагиваясь рукой до груди. — Или прикончу, если ты не дай Бог остановишься.

— Ненасытная, — шепчу прямо в губы, снова в них впиваясь.

— Я замерзну, Артем, — хнычет, когда я полностью освобождаю ее от одежды.

— Согрею, — прижимаю ее дрожащее от возбуждения тело к себе, но она упирается кулачками мне в грудь. — Не сейчас, Кать, — снова шепчу на ушко, прикусывая мочку. — Все разговоры потом. Я так соскучился.

Она больше не сопротивляется, и сил нет больше терпеть. Вхожу в нее — сначала медленно, наблюдая, как девушка закатывает глаза, опираясь руками на стол позади себя, после чего увеличиваю темп. Не могу больше ждать. Но хочу, чтобы она первой получила оргазм. Это первая и, надеюсь, последняя женщина в моей жизни, чьи эмоции мне не безразличны. О чьем благе я готов думать двадцать четыре часа в сутки…

— Вот почему такая несправедливость в жизни, — ворчит Катя, ища под столом свои колготки. Как же она бесподобно выглядит в бикини. — Сам, главное, почти одет, — смотрит, как я заправляю рубашку в брюки, застегивая последние пуговицы. — А я должна голой шляться по кабинету в поисках одежды.