В некоторых случаях во время боев советские солдаты принуждали гражданских людей идти впереди себя, используя их как живые щиты. (Подобное не было свойственно ни русским, ни советским солдатам. — Ред.) После того как Будапешт был взят, Малиновский отдал город своим солдатам на разграбление на три дня. (Никаких свидетельств таких «указаний» нет. Хотя, повторимся, без эксцессов не обходилось. — Ред.) В это понятие входило и использование женщин в качестве проституток. Тех из них, кого находили привлекательными, солдаты могли оставить на «праздник победы» и на две недели. Некоторые советские офицеры, исполненные благими намерениями, предупреждали своих венгерских знакомых о грозящей им опасности.

По мере того как оккупация продолжалась, мародерство и грабежи в столице становились все более систематическими. В результате «слаженных действий» было украдено все оборудование из гостиниц на острове Маргит, пропало много скульптур из общественных мест. В Будафоке, пригороде, знаменитом своими винными погребами, советские коменданты и замполиты за очень короткий период сменились дважды, потому что вести об их «подвигах» под воздействием бесплатного алкоголя быстро дошли до вышестоящего командования. Во многих подвалах местные жители, боясь непредсказуемости пьяных солдат, выливали вино из бочек. В некоторых таких местах уровень вина над уровнем пола подвала доходил до 40 см. Оккупанты не просто пили. Они плавали, купались и просто валялись в вине. По воспоминаниям очевидцев, в будафокских подвалах были найдены тела примерно двух десятков советских солдат, утонувших в вине.

В марте 1945 г. сотрудники швейцарского посольства писали о методах, которыми действовали «освободители»:

«Грабили повсеместно и очень тщательно, хотя и по не всегда понятной системе. Так, один мужчина лишился всех своих брюк, но при этом ему оставили пиджаки. Некоторые мелкие группы специализировались на ценностях: с помощью детекторов (миноискателей. — Ред.) они искали золото, серебро и другие металлы. Использовались и специально обученные собаки… Неподъемная мебель и крупные произведения искусства часто просто уничтожались. Часто дома, после того как они были разграблены, поджигались…

Сейчас венгерская полиция поддерживает порядок. Тем не менее русские солдаты часто останавливают прохожих, чтобы избавить их от содержимого кошельков, в особенности часов, наличных денег, а иногда и личных документов…

Чувство незащищенности усугубляется тем, что русские насильно угоняют людей с улиц или из домов для выполнения общественных работ… Таким способом многие тысячи людей были насильно отправлены на работы в сельскую местность или в сам город. По истечении определенного срока им, как правило, позволяют вернуться, но им никогда не разрешают информировать родственников о том, где они находятся. Нынешний министр общественных работ граф Гёза Телеки и мэр Будапешта были куда-то вывезены без всяких объяснений. Их нашли только через двое суток, когда советский офицер, с которым им удалось поговорить, отпустил их. Князя Пала Эстерхази (Эстерхази — род крупнейших венгерских князей-магнатов, объявивших своим предком самого Аттилу и считавшихся равнородными европейским монархам. — Ред.) обнаружили на кладбище, где его заставили хоронить трупы лошадей. Возле Гёдёллё был организован большой концентрационный лагерь, где содержались около 40 тысяч интернированных лиц, которых позже отправили куда-то на восток, к неизвестному месту назначения. Всем известно, что этим людям давали очень мало пищи, пока они не подписывали заявление о том, что желают записаться в Красную армию или добровольно уехать в Россию на работу».

Советские представители очень вольно трактовали само понятие «общественные работы»:

«Если военным было нужно выполнить какую-то работу, например доставить орудие на позицию, оттащить с дороги разбитую автомашину или погрузить какое-нибудь имущество со склада на грузовик, то русские просто останавливали прохожих и заставляли их работать… Иногда такие насильно мобилизованные работали полчаса, а иногда и полдня. Их могли покормить, а могли и нет — все зависело от желания русских».

Излюбленными местами, где советские солдаты хватали людей и насильно отправляли их на работы, были те, где было оживленное пешеходное движение. На углу Анкер-Палаце, на пересечении улицы Лайоша Кошута с бульваром Музея, на перекрестке между Большим бульваром и улицей Ракоци находиться было особенно рискованно, районами риска были также мосты, где излюбленным трюком русских было объявить, что переправа будет разрешена только группами по сто человек. Когда первая группа людей собиралась, их всех, не давая продолжить свой путь, заставляли убирать мусор.

В феврале 1945 г. по приказу Малиновского пришлось нахватать повсюду около 50 тысяч невиновных (по мнению автора. — Ред.), чтобы обеспечить 110 тысяч пленных, то количество, о котором он успел отрапортовать вышестоящему командованию. (У автора неточные данные. В ходе ликвидации окруженной 26 декабря 1944 г. в районе Будапешта немецко-фашистской группировки (до 13 февраля 1945 г. включительно) в плен было взято 138 тыс. человек. Остальные 50 тыс. из общего числа сражавшихся против советских войск 188 тыс. были убиты. — Ред.) Сотрудники полиции, почтовой службы, пожарные в форме классифицировались как военнопленные (поскольку сражались против советских войск. — Ред.), и та же судьба постигла и многих добровольцев будайского полка. Поскольку и этого показалось недостаточно, прямо в домах, предварительно сверившись с муниципальными списками, начали хватать лиц с немецкими фамилиями. Иногда людей забирали с улицы. Не избежали этой участи и некоторые бывшие жертвы фашистского режима. Для того чтобы заполнить брешь в рядах захваченных после того, как некоторым из них удавалось сбежать при конвоировании, из домов могли просто силой забрать их жителей. Самые известные лагеря для пленных находились в городах Гёдёллё, Цеглед, Ясберень и Байя. Имре Ковач вспоминает жизнь в лагере в Гёдёллё:

«Мы медленно перешли железнодорожные пути, и вот перед нашими глазами открылся вид на трех- и четырехэтажные здания красивейшего школьного комплекса. Теперь они были огорожены двумя рядами колючей проволоки. Как внутри, так и снаружи забора по кругу ходили охранники. Они постоянно перекрикивались и стреляли. Перед оградой стояла, выкрикивая наши имена, огромная толпа женщин, детей и стариков, а за ней колыхалась толпа пленников, больше похожих на страшные тени, которые выкрикивали что-то в ответ. Охрана делала все возможное, чтобы отогнать посетителей от ограждения. Если кто-то осмеливался подойти слишком близко, по мнению конвоиров, то тут же раздавались предупредительные выстрелы… У нас создалось впечатление, что здесь, перед нами, собрали весь Будапешт. Отличавшиеся от всех своими дорогими шубами состоятельные люди, которые, несмотря на свои наряды, выглядели жалкими и измотанными, топтались на дворе рядом с водителями трамваев и подметальных машин, почтальонами и сотрудниками полиции… По какой-то причине лагерное командование всегда стремилось собирать на его территории как можно больше народу. Кто-то выкрикивал имена, кто-то сыпал ругательствами и проклятиями».