Но мысль о том, что я, возможно, смогу вернуть хоть какой-то смысл своей жизни, приводит меня в восторг, как ребенка на Рождество, которому сказали, что оно продлится целую неделю, а затем неделю покупок игрушек и шоколада.

Возможно, я была бы немного более взволнована, чем даже это, но моя точка зрения остается в силе.

Свобода.

До этого, после всего, что было с моими родителями и Трентом, я чертовски усердно работала, чтобы обрести свободу. Это как драгоценная жемчужина моего существования, которую всегда скрывали от меня, заперли в какой-то клетке, а страж так яростно защищал ключ, что было безнадежно желать, чтобы он стал моим.

Но я получила это и жаждала заполучить, как драгоценный камень, которым оно для меня и является.

А потом случилась та ночь в "Лайдж Ап", и у меня снова это отняли. Я знаю, что сначала я боролась, но когда я узнала, что моя жизнь снова в опасности, я сдалась, как сдалась, когда Трент украл ее у меня. Может быть, не совсем до такой же степени — Мейер, Хантер и Рори совсем на него не похожи, — но я взяла и позволила этому случиться. Я перестала бороться, хотя маленькая часть меня ненавидела себя за это, я знала, что это было для общего блага.

Так что я сделала то, о чем меня просили, и не сопротивлялась. Я играла свою роль, потому что у всех были важные дела, даже если я не знала, что это за важные дела. Потому что часть моей роли заключалась в том, чтобы не задавать вопросов и просто соглашаться с этим. Это роль, которую я хорошо знаю, меня готовили к ней с рождения, и я так хорошо надела боди "Дочь Степфорда", "людям приятно", "ни в чем не нуждаюсь", что почти не заметила, насколько это было душно.

Почти.

Может быть, я немного схожу с ума? Ну, да, нет ничего лучше, чем попробовать самое вкусное, и это у тебя отнимают, но я могу приспособиться к урагану. На самом деле, именно так я прожила всю свою жизнь до этого момента.

Но теперь, когда в конце туннеля забрезжил свет, я хочу мчаться на полной скорости вперед и посмотреть, смогу ли я поймать его обеими руками. Терпение — это добродетель, которую я обычно воплощаю, но после моего предыдущего разговора с Рори я изо всех сил планирую, чтобы добраться до Мейера. Я знаю, он просил дать ему возможность поговорить с Мейером, выяснить, как там дела, но это так близко, что я почти чувствую его вкус и умираю от голода.

Я расхаживала по своей комнате с тех пор, как Рори оставил меня здесь со сладчайшими поцелуями, сказав, что Мейер вернулся и найдет меня, когда у него будет информация. Я приняла душ, попробовала посмотреть телевизор, черт возьми, я даже пыталась привести себя в порядок, но ничего не было достаточно, чтобы прогнать эту искру надежды из глубины моего сознания.

Я снова проверяю время на своем телефоне, пытаясь собраться с остатками терпения, которые у меня остались. Уже почти восемь, я знаю, это означает, что мы скоро будем ужинать, так что они, должно быть, закончили… верно? Конечно, они должны были закончить.

Пожалуйста, Боже, пусть они будут поскорее.

Я прокручиваю множество сообщений, которые у меня есть от Йен, Белль и других, на которые я не ответила, и меня охватывает укол вины, но я делаю глубокий вдох и пытаюсь избавиться от него. Сначала я не отвечала, потому что была зла на Йен. Потом потому, что не знала, что сказать. А потом потому, что не знала, что могу сказать. А теперь прошло так много времени, что отвечать просто неловко и странно.

Отправляя сообщение Шаи несмотря на то, что я знаю, что у нее нет телефона и она ни разу не ответила за то время, что ее не было, я вздыхаю. Это был просто мой способ не сойти с ума окончательно и дать ей понять, что, как только она вернет свой телефон, я очень по ней соскучилась, и если она снова попытается меня бросить, я могу привязаться к ней.

Особенно, если мальчики уйдут играть в мафию. Никто здесь никогда не использовал это слово, но мое очень творческое и живое воображение не смогло подобрать другого слова для того, как они работают.

Они убивают людей, торгуют наркотиками, оружием и одному Богу известно, чем еще. Я знаю, что у них также есть законный бизнес в качестве прикрытия, но у них также есть небольшая армия, живущая на этом участке собственности, и все вооружены под завязку. Ради Бога, у них есть комната безопасности, вмещающая сто человек.

Я не знаю, есть ли другой термин для обозначения того, что это такое.

Если это и так, мой мозг не может этого представить. Давайте, возможно, спишем это на слишком большое количество травм головы.

Я громко смеюсь над собой, это звучит почти маниакально.

К черту все это, я не могу оставаться в этой комнате ни секундой дольше. Убирая телефон в карман, я выхожу из комнаты, Бруно — моя вездесущая тень, когда я спускаюсь по лестнице, как будто я полна бодрости духа и радости.

На самом деле я не полна бодрости духа и радости, больше предвкушения и готовности сразиться с Мейером, если это потребуется. Будь мы прокляты, мы на грани угрозы. Если я не покину стены этого дома, мне, возможно, придется пойти и получиться вместе с Шаи.

У меня уже едет крыша, Бруно оказывается там секундой позже, его манеры молчаливого ниндзя все еще не изменились после всех этих месяцев. Он по-прежнему почти не разговаривает со мной, если, конечно, я не говорю на него без умолку, тогда, я думаю, он просто теряет самообладание и говорит мне что угодно, лишь бы прекратить этот разговор.

Бедный парень. Наверное, мне следовало бы быть с ним повежливее, но я не знаю, как быть с ним повежливее, потому что он, черт возьми, не хочет со мной разговаривать.

— Знаешь, — начинаю я, и он тут же закатывает глаза. — Если бы