а если получится, то до самого самолёта – всё-таки до рейса ещё два часа. Явно желая продлить прощание, она согласилась, да и улыбчивые парни, стоя стеной, поддакивали, обещая устроить всё, что только возможно. Всё прошло гладко, и мы уже пили кофе, почти заграницей, в кафе «Irish house», уже почти взявшись за руки, чтобы идти сквозь пелену необычного и далеко не лёгкого времени, ожидающего нас в непрозрачном будущем.

Всё стало очевидным после объявления номера рейса и предложения последовать на посадку. Мы уже неплохо знали друг друга, и она безошибочно поняла, споткнувшись о мой взгляд, бывший ещё секунду назад грустным и вдруг ставший, наверное, жёстким и решительным и, по всей видимости, не оставлявший места ни шуткам, ни объяснениям. На её: «Ну так же нельзя, у меня есть обязанности!!!», я ответил: «А по-другому невозможно», – и, буквально на руках, пронёс последние метры. Очень стараясь в ближайшее время не давать ей сосредоточиться, параллельно предпринимал всё, чтобы успокоить её расшатанные нервы.

Слёзы текли рекой, а благодатные темы представлялись сами собой. Растягивая объяснения, как мы решим проблемы с её молодым человеком, мамой, работой, учёбой, отсутствием зубной щётки и запасного комплекта нижнего белья – кстати, смешно, когда последнее было представлено в виде неразрешимых проблем, что даже немного разбавило гнетущую обстановку. Благодаря всем этим рассуждениям и попыткам «откусить» мне голову – как прекрасны женщины в гневе! – семь часов полёта и мучений пролетели незаметно, но оставили своей незаметностью широченный рубец на сердце и в памяти. Он, правда, излечился в момент первого глотка жаркого и чуть влажного островного воздуха – воистину, тот день был не только переломным в судьбе двух любящих друг друга людей, но днём перемены настроений, впечатлений и взрывов эмоций.

Когда мы сели в роскошный, по тогдашним московским меркам, джип с открытым верхом и приехали уже ко всему готовому, настроение поменялось в лучшую сторону, пусть даже и ненадолго – ведь тяжёлые мысли всегда найдут брешь для того, чтобы просочиться в любую, даже хорошо защищённую нервную систему. Многое было ещё впереди. И завтрашний день был не менее трудным, чем сегодняшний, но его можно было разбавить ресторанами, покупками, поездками и всем, что способствует объяснению между людьми, а также отказом от свадьбы и, я бы сказал, не вхождением, а влетанием в новую жизнь. Все оставленное и потерянное в заснеженной столице переживалось ей урывками, промежутки между которыми я старательно разбавлял нежной близостью в уединении друг с другом. Это была новая стайерская дистанция – небольшое сражение, где не должно остаться побеждённого или проигравшего, несмотря на использование при каждом выстреле только главного, самого крупного калибра. В эти дни мелочей не было!

Конечно, осадок останется. Ирина всегда носила кольцо «Trinity» от «Cartier», подаренное экс-женихом, что было хотя и не очень приятно, о чём она хорошо знала, но все же самым маленьким наказанием, и осталось, со временем, единственной иголкой от того времени. Эту женщину пришлось завоёвывать, преодолевая выстроенную стену из сомнений и недоверий, но всегда появлялась созданная новая, и всегда я понимал, что конечность победы зависит только от официального моего положения, которое, как оказалось, грозило появиться лишь после моего ареста. Мы так и не научились до конца избегать преткновений, что порождало изредка острые моменты, когда сдержаться было невозможно, и происходил секундный, неконтролируемый всплеск, из-за пары-тройки которых мне до сих пор неудобно. Но никто не совершенен.

Пока я не знал, как поступить с её женихом, и поэтому решил немножко отпустить ситуацию, дабы найти, за что зацепиться, когда это «что-то» проявится, а потому дал ей возможность попробовать определиться самой. Как только в голову пришла эта мысль, сразу же остановил машину, и мы заняли столик в только что открывшемся кафе, заказав по бокалу местного вкуснейшего светлого пива. Подробно объяснив, чего я хочу, и якобы отдав всё в её руки, протянул телефон и вышел. Гулял, если так можно сказать, минут сорок, уповая на что-то великое и правильно организованное, а когда вернулся, застал несколько растерянную улыбку на её лице. Всегда считал, что в подобных ситуациях последнее слово должно оставаться за женщиной, чтобы не насиловать её дух всю оставшуюся жизнь. Сейчас подумал, что это не всегда лёгкая задача. Сам подобную решал года полтора. Не знаю, как она справилась, думаю, окончательное решение пришло позже, сейчас же увидел, что мои шансы просто взвешенно увеличились, правда, таким образом, что обычное терпение и настойчивость в течении непродолжительного времени точно приведут к желаемому результату. Прямо сразу начал «засучивать рукава» и пользоваться явным преимуществом, имея выигрыш в непосредственной близости к объекту желаний. И плевать мне было на свой имидж и на свою жизнь. Этот месяц, каждую минуту которого я буду усиленно бороться за каждую десятую долю следующего процента, и станет определяющим в наших жизнях, пусть даже этому, в своё время, и придёт конец.

Бродя по магазинам, выискивая одежду и другие нужные для жизни причиндалы, вкушая на берегу океана готовившуюся в местных ресторанчиках пищу, купаясь в безграничных океанских просторах, омывающих остров, загорая, каждый из нас отдавал себе отчёт и чувствовал то же самое в другом – так хорошо, как рядом с этим человеком, не было ни с кем и никогда. Поездки на Тейду, в кактусовый парк, зоопарки, на север острова, где можно было высмотреть хоть какие-то «древности», к которым нас обоих тянуло, и побродить по ним… Море её фотографий, фанатично деланных мною и раскиданных, где попало, по всей квартире, ежедневно пополнялось всё новыми и новыми… Не было скучно, но не было и спокойно.

Я никогда так не ухаживал ни за кем, и никто так не ухаживал за ней, но дело не в этом, а в том, чтобы понимать, что нужно именно сейчас женщине. Мои интуитивные усилия попадали в цель, хоть иногда и были более мощными, чем требовалось. В столицу мы вернулись в явном гражданском браке, живя с тех пор вместе до известного времени.

Понимая, что шансов нет, её молодой человек благоразумно не стал предпринимать никаких шагов, но отомстил много позже, уже будучи в заключении, подсказав ищущим меня оперативникам, через кого можно на меня выйти…

Странно, он видел меня лишь один раз, однако, заглянув в мои глаза, отчётливо увидел проходящую мимо, предназначенную именно ему, смерть. Это было через некоторое время, после похищения его невесты из под венца, в Риме, куда я приехал с указанием убить его. Он не мог знать, что