вроде «Шахматной» или «Золотой» гор в Петергофе, только, естественно, гораздо меньше. Там, где не хватало естественного света, его давали висевшие на больших ободах (типа церковных паникадил) масляные светильники. Новая большая приемная была выстроена с апсидой в конце, где был оборудован престол небольшой часовенки. Излишне говорить, что все полы во дворце были украшены мозаикой, которая, конечно же, после церковного великолепия, казалась неинтересной – бесконечные геометрические линии, хитросплетенные узоры – в общем, настоящие каменные ковры – однако только в этом помещении посредине пола разноцветными камешками (предположительно, работа столичных, константинопольских, мастеров) была выложена неожиданная веселая сцена с философским оттенком: водили хоровод четыре времени года под звуки флейты-сиринги, на которой играло само Время… На севере, лицом к зрителю, тяжело отплясывала большеглазая Зима – в сапогах и теплом болотного цвета плаще с колпаком, увенчанная тростниковыми стеблями. Правой рукой Зима держала за руку Весну в венке из роз и зеленых листьев, левой – Лето в венке из колосьев (эта фигура сохранилась менее чем наполовину), а они уже держали за руки Осень в скромном венке, повернувшуюся спиной. Прочие времена года, кроме Зимы, а также Время (довольно молодое, что для него в общем-то нехарактерно) были облачены в легкие туники (у всех белые, лишь Весна в красной) и сандалии. (В Равенне доступен для осмотра фрагмент еще одного – античного – «домуса Водяного Духа» в структуре галереи ТАМО, получившего свое название от соответствующей мозаики.) Наверное, читатель сильнее оценит подвижнический труд ученых и археологов, столь тщательно «воскресивших» для нас византийский «домус», если получит представление о тех слоях, в которых залегали его руины. Первый слой – остатки фундаментов домов XVII—XVIII вв.; второй – сточные канавы и водоотводы эпохи Возрождения, заполненные битой керамикой и остатками пищи; третий – руины средневекового дома X—XI вв. в северном секторе раскопок, покрывающие часть византийского здания и улицы; четвертый – некрополь VII—IX вв.; пятый – византийский дворец VI в., описанный выше; шестой – мощенная булыжником улица, проходящая под атриумом «домуса» и делящая раскопки на два сектора, северный и южный. Соответственно, далее седьмой северный слой – руины здания IV—V вв. с мозаиками, седьмой южный – руины одного или двух позднеримских «домусов» с мозаичными полами; восьмой северный – руины римских терм III в. с мозаиками и мраморными бассейнами, восьмой южный – «домус» времен Августа с входом в нижерасположенные помещения, вероятно, лавки; девятый северный – «домус» II в. с черно-белыми мозаичными полами, девятый южный – структуры времен республики, входящие в «домус» Августа»; десятый северный – строения II—I вв. до н.э. Впрочем, наше исследование тоже отчасти походит на подобного рода работу; пора заняться менее древними слоями, хотя теперь это не будет столь тщательно и подробно. Первоначально автор планировал здесь и остановиться, но не рассказать о Данте в связи с Равенной, конечно же, нельзя, а значит, надо и о прочем составить хотя бы небольшой «бревиариум».

Глава 11

От Карла Великого до великого Данте

Если лангобардский король Айстульф, отчаянно удерживая Равенну, планировал сделать ее второй столицей своего королевства, то Карл Великий ее в таком статусе уже не рассматривал. Более того – с согласия папы он начал планомерное расхищение ее богатств и архитектурного наследия, о чем писал еще Агнелл (Карл бывал в Равенне в 787 г., потом еще провел там семь дней в 799 г., по пути в Рим, на свою императорскую коронацию, и снова посетил город в мае 801 г., возвращаясь из Рима). Сохранилось и письмо Карлу самого папы Адриана (700—795 гг., на кафедре с 772 г.) (пер. с англ. – Е.С.): «Мы получили твои ясные и милые сердцу послания через герцога Арвина. В них ты выражаешь свое желание, чтобы мы даровали тебе мозаики и мрамор дворца города Равенна, равно как и иные части, вмонтированные в пол или стены. Мы охотно исполняем твою просьбу, потому что благодаря твоей королевской борьбе Церковь твоего покровителя, святого Петра, каждодневно наслаждается многими благами, за которые тебе будет великая награда на небесах». Так что король увез дворцовые мозаики Теодориха, его конную статую, отдельные элементы и даже части зданий, а у себя, в Ахене, повелел возвести восьмиугольную капеллу, в точности повторяющую базилику Св. Виталия. Равеннские архиепископы Сергий (на кафедре в 748—769 гг.) и особенно его преемник Лев I (на кафедре в 770—777 гг.) еще пытались фрондировать перед Римом и восстановить автокефалию (Сергий перенес за эти попытки заключение в Риме, а Лев даже ездил на переговоры к франкам), но у них, естественно, ничего не получилось. Позже равеннские прелаты для упрочения своего положения предпочитали «дружить» и с папами, и с Каролингами – так спокойнее жилось: исключение составил разве что Георгий (на кафедре в 834—846 гг.), интриговавший против папы с Каролингами и кончивший тем, что потерял большую часть сокровищ и архива в битве при Фонтенуа 841 г., в которой передрались сыновья императора Людовика I Благочестивого (778—840 гг., правил как король франков с 813 г., как император Запада – с 814 г.). Нередки случаи, когда папы служат мессы в базилике Св. Аполлинария. Герцоги Римини начинают все активнее включаться в общественно-церковную жизнь Равенны. Однако непоправимое медленно, но верно совершалось: ей уже не будет места в имперском будущем. Ее гавань давно обратилась в сушу, каналы наполовину пересохли, дельта По изменила свое течение, все больше лишая город воды и торговых путей. Уже восходила звезда Венеции. По образному выражению Э. Хаттона, Равенна представляла из себя завернутое в золотые одежды тело, из которого уже ушла душа, но которое при всем этом еще видит сны о власти и империи. Если это и было верно, то отчасти: Равенна была еще жива и боролась за былое влияние в Италии. По крайней мере известно, что в недолгий период относительной независимости Итальянского королевства (888—962 гг.) в Равенне папами созывались, скажем так, «гражданские» соборы (ассамблеи) по разным значительным поводам, в основном – выборам нового короля или императора, коронации, обсуждению взаимоотношений императоров с папством. Можно вспомнить, например, собор 877 г., когда папа Иоанн VIII (ок. 814—882 гг., на кафедре с 872 г.) хотел провозгласить императором герцога Бозона (конец 820-х – 887 г.) после смерти Карла Лысого (823—877 гг., король франков с 843 г., император Запада с 875 г., король Италии с 876 г.). Гораздо интереснее в этом отношении ассамблея апреля-мая 892 г., на которой папа Формоз (816—896 гг., на кафедре с 891 г.) короновал короля Ламберта императором Запада (ок. 880—898 гг., король Италии с 891 г., император Запада с 892 г. – в соправлении с отцом – до 894 г.).

Джина Фазоли в работе «Короли Италии» рассуждает о ней следующим образом: «Эта коронация, проведенная в Равенне, а не в Риме, входит в тот самый длинный список вопросов, на которые нет ответа… О переговорах, которые проходили до и во время коронации Ламберта, ничего не известно, но факт ее проведения не в Риме, а в Равенне – а это была единственная императорская коронация за весь период Средневековья, состоявшаяся за пределами Рима, – требует небольшого комментария. Похоже, что Формоз был убежденным сторонником союза Восточной и Западной империй в борьбе с сарацинами, и высказывалось мнение о том, что решение о коронации Ламберта в Равенне было продиктовано желанием умерить непреклонность византийцев в вопросе о титуле римского императора, который, как полагал западный император, по праву полагался именно ему. Византийцы много раз меняли свое мнение по этому вопросу, начиная со времен Карла Великого, но в конце концов оспорили право Людовика II именоваться римским императором, намереваясь позволить ему носить в лучшем случае титул императора франков. Следовательно, Формоз якобы решился на проведение коронации Ламберта в Равенне, а не в Риме, потому что собирался облечь