был рукоположен в епископы равеннской Церкви. А по прошествии малого времени, будучи призван Богом, умер тот папа, который рукоположил его вопреки праву. Тогда-то извращенный ум Теодоры, подобный уму Глицерии, не имея сил терпеть, что ее любовник из-за расстояния в 200 миль, отделяющего Равенну от Рима, очень редко теперь владеет ею, заставил [Иоанна] оставить архиепископство в Равенне и – о ужас! – овладеть верховным понтификатом в Риме. Итак, когда он был таким образом поставлен наместником святых апостолов, пуны, как я уже говорил, достойным жалости образом опустошили Беневент и римские города».

С.Г. Лозинский продолжает: «Новый папа вызвал гнев Марозии тем, что открыто жил с ее матерью Теодорой Теофилакт. Марозии, владевшей огромными землями и распоряжавшейся многими мелкими феодалами и вассалами, удалось организовать в Риме бунт, и папа Иоанн X был задушен в тюрьме после того, как на ее глазах был убит его родной брат, префект Рима». Лиутпранд объясняет дело несколько иначе: «Видо, маркграф провинции Тосканы, вместе со своей женой Мароцией начал обдумывать план низложения папы Иоанна; к этому их побуждала ненависть, которую они питали к Петру (маркграфу Сполето. – Е.С.), брату папы, ибо папа любил его, как и следовало любить родного брата. Случилось, что во время пребывания Петра в Риме Видо тайно собрал у себя большое количество воинов. И вот однажды, когда папа вместе с братом и малочисленной свитой находился в Латеранском дворце, воины Видо и Мароции, напав на них, Петра убили на глазах у брата, а самого папу, схватив, бросили под стражу, где он вскорости умер. Говорят, что лицо его накрыли подушкой и таким гнусным образом задушили. После его смерти папой поставили Иоанна, сына той самой Мароции, которого эта блудница родила от папы Сергия. Видо же в скором времени умер, и его место занял Ламберт, его брат».

Лозинский пишет: «Так за короткое время были задушены трое пап. Убийство Иоанна X, сопровождавшееся шумными проявлениями “народного” возмущения по адресу убитого папы и столь же “народного” восторга по адресу смелой герцогини, еще более укрепили ее могущество в Риме и его окрестностях, и вскоре Марозия, наследница богатейшего Теофилакта и супруга сначала сполетского герцога, а затем тосканского, стала самым влиятельным лицом в курии и фактически избирала папой такого кандидата, который ей казался наиболее удобным. Именно в эти годы монах горы Соракте на ломаном латинском языке заносил на страницы своей летописи: “Власть в Риме в эту пору оказалась в женских руках, согласно пророчеству: женщины будут править Иерусалимом”. И действительно, эта женщина возводила на папский престол жалких скоморохов, своих любовников, которые были на папском престоле под именами Анастасия III (911—913) и Ландона (913—914). Оба они, по существу, были лишь “временными” папами: Марозия с нетерпением ждала совершеннолетия своего сына, чтобы возвести его на папский престол. Как только она свергла в 928 г. папу Иоанна X, отправив его в тюрьму, где он вскоре умер, и быстро ликвидировав Льва VI и Стефана VIII, она осуществила свой давний замысел. Папой стал ее сын под именем Иоанна XI (931—935), имевший от роду 25 лет (добавим, что при этом она еще проводила в жизнь замысел пристроить свою дочь в византийскую императорскую семью; кстати, Дж. Фазоли, как женщина, во многом оправдывает Марозию, считая его жертвой оговоров, клеветы и ханжей-историков, любящих посмаковать чужие плотские грехи. – Е.С.). Однако другой сын Марозии, Альберих, поднял в Риме бунт против матери, праздновавшей свою свадьбу с третьим мужем, итальянским королем Гуго (ок. 880—947 гг., король Италии в 926—945 гг. – Е.С.)».

Лиутпранд повествует: «Мароция, эта бесстыжая блудница, отправила после смерти своего мужа Видо послов к королю Гуго, приглашая его прийти и овладеть славнейшим городом Римом. Но это, утверждала она, возможно только в том случае, если король Гуго женится на ней. (Далее хронист приводит стихи:) “Что безумствуешь ты, Мароция, страстью любовной пылая? // Ищешь ты поцелуев брата покойного мужа, // Хочешь быть братьев обоих женою, Иродиада, // Неужто забыла, слепая, запрет Иоанна, // Брату брать в жены вдову брата родного. // Не разрешит тебе это и песнь Моисея-пророка, // Кто повелел, чтобы брата вдова выходила за брата, // Если первому сына родить не сумела. // Но все мы знаем, что ты родила уже мужу [потомка]. // Ты мне ответишь: “Я знаю; но нет забот у прелестницы пьяной”. // Вот король Гуго идет, твой желанный, как бык, ведомый на жертву, // Страстью к Риму скорее сюда привлеченный. // Но для чего ты, преступница, губишь столь славного мужа? // Стать королевой угодно тебе преступленьем, // Но потеряешь ты Рим по воле Господней”. То, что это произошло справедливо, ясно не только людям рассудительным, но и глупцам. При входе в город Рим стоит некое восхитительной работы и удивительной твердости укрепление; перед его воротами построен великолепный мост через Тибр, по которому люди входят в Рим и выходят из города; помимо же этого моста нет иного пути через реку. Но и по мосту можно пройти не иначе как с согласия защитников укрепления. Ведь само это укрепление, – о прочем я умолчу, – такой высоты, что церковь, сооруженная на его вершине в честь князя всевышнего и небесного воинства архангела Михаила, получила название “Церковь Св. Ангела до небес”. Король, полагаясь на это укрепление и оставив войско в отдалении, прибыл в Рим с небольшой свитой (в середине июля 932 г. – Е.С.). Хорошо принятый римлянами, он вошел в названное укрепление, в спальню блудницы Мароции. Вступив с ней в кровосмесительный брак, он, чувствуя себя в полной безопасности, свысока стал смотреть на римлян (но при этом, как пишет Дж. Фазоли, «Мароция и Гуго переоценили свои силы: вступление в брак не помогло им добиться того, что они пообещали друг другу. Римские аристократы позволили им сыграть свадьбу, но в последний момент воспротивились тому, чтобы Иоанн XI надел на новобрачных императорские короны, как бы он сам этого ни желал». – Е.С.). У Мароции же был сын по имени Альберик, которого она родила от маркграфа Альберика. Когда, следуя убеждению матери, он лил воду мывшему руки королю Гуго, то есть своему отчиму, тот ударил его по лицу в наказание за то, что он лил воду неумеренно и без [должной] скромности (Фазоли вполне справедливо объясняет этот случай не самодурством Гуго, а сознательной провокацией пасынка на конфликт с последующим его устранением, но король недооценил противника!. – Е.С.). Желая отомстить за нанесенное ему оскорбление, [Альберик] собрал римлян и обратился к ним с такой речью: “Достоинство города Рима настолько уже оскудело, что повинуется даже распоряжениям блудниц. Что может быть более гнусным и отвратительным, чем допустить гибель города Рима из-за нечестивого брака одной женщины и позволить бывшим рабам римлян, то есть бургундам, повелевать римлянами? Если меня, своего пасынка, он ударил по лицу, будучи еще только новым и чужим для нас человеком, как, вы думаете, будет он обращаться с вами, когда укрепится здесь? Разве не знаете вы ненасытности и высокомерия бургундов?” …Услышав это, все [римляне] тотчас же оставили короля Гуго и избрали своим господином Альберика, а чтобы король Гуго не имел времени вызвать своих воинов, немедленно осадили укрепление. Ясно, что таков был приговор Божьего правосудия, дабы король Гуго ни в коем случае не мог удержать то, что приобрел путем