– Да, сэр.

– Я попрошу у него лучших людей, – продолжил Далинар, – и отдам под твое командование. Используй их так редко, как только сможешь. Необходимо, чтобы в итоге короля охраняли только люди из мостовых расчетов – те, которым ты доверяешь, не связанные с политической игрой в военных лагерях. Выбирай осторожно. Я не хочу заменить вероятных предателей на бывших воров, которых можно с легкостью купить.

– Да, сэр. – Каладин почувствовал, как на его плечи ложится тяжелое бремя.

Далинар выпрямился:

– Я не знаю, что еще можно сделать. Человек должен доверять своим собственным охранникам.

Он направился обратно к двери в комнату. Тон его голоса казался глубоко обеспокоенным.

– Сэр? – позвал Каладин. – Вы же не такого покушения ждали?

– Верно. – Далинар сжал дверную ручку. – Я согласен с твоей оценкой. Это плод усилий человека, который не вполне осознает, что делает. Учитывая изощренность замысла, я даже удивлен, что у них почти получилось. – Он устремил на Каладина пристальный взгляд. – Если Садеас решит нанести удар – или, и того хуже, появится убийца, отнявший жизнь моего брата, – мы так легко не отделаемся. Буря еще не началась.

Он распахнул дверь, и послышались жалобы короля, до того момента приглушенные. Элокар гневался: никто не воспринимал всерьез угрозы его жизни, никто к нему не прислушивался, а ведь нужно разобраться с теми штуками, которые он видел в зеркале за своей спиной, что бы это ни значило! Его тирада напоминала нытье избалованного ребенка.

Каладин посмотрел на искривленные перила и вообразил, как король на них болтается. У Элокара имелись веские причины быть не в духе. Но разве королю пристало вести себя таким образом? Разве его Призвание не требовало, чтобы он держал себя в руках в трудную минуту? Каладин понял, что не может представить себе ситуацию, в которой подобный шум поднял бы Далинар.

«Твоя работа не в том, чтобы судить, – напомнил он себе, а потом махнул Сил и ушел с балкона. – Твоя работа в том, чтобы защищать этих людей».

Так или иначе.

Ну, видите ли, – излагал Газ, шлифуя пол в фургоне Шаллан. Она сидела поблизости и слушала, не переставая работать. – Мы – большинство из нас – отправились на Расколотые равнины, чтобы воевать ради отмщения, понимаете? Эти мраморные убили короля. Предполагалось, что это будет великое дело, и все такое. Биться ради мести, ради того, чтобы всему миру показать: алети не терпят предательства.

– Ага, – согласился Рэд, долговязый бородатый солдат, и выдернул один из прутьев, на которых держалась крыша ее фургона.

Теперь с каждой стороны их осталось только три. Рэд отбросил прут и удовлетворенно отряхнул рабочие перчатки. Клетка на колесах превратилась в средство передвижения, куда лучше подходящее для светлоглазой дамы. Он сел на край основания фургона, свесил ноги и подхватил рассказ Газа:

– Я все помню. До нас дошел призыв к оружию от самого великого князя Вамы, и призыв этот двигался по всему Дальнобрегу, точно облако вони. Каждый второй взрослый мужчина отправился воевать. Стоило отправиться в пивнушку, не надев повязку рекрута, как люди начинали спрашивать, не трус ли ты. Я записался добровольцем вместе с пятью приятелями. Все они сейчас мертвы и гниют в одном из этих про́клятых бурей ущелий.

– Так вы просто… устали воевать? – спросила Шаллан.

У нее теперь был письменный стол. Ну, обычный стол – небольшой, походный, его можно было с легкостью разобрать. Его вынесли из фургона, и она смогла проглядеть кое-какие заметки Ясны.

Караванщики разбили лагерь на исходе дня; они прошли достаточно, и Шаллан их не торопила, учитывая то, что им всем довелось перенести. После четырех дней в дороге они приближались к той части «коридора», где нападения бандитов делались куда менее вероятными. Они были уже недалеко от Расколотых равнин и столь желанной безопасности.

– Устали воевать? – переспросил Газ и, усмехнувшись, начал прибивать на место дверную петлю. Время от времени он поглядывал в сторону – это было что-то вроде нервного тика. – Клянусь Преисподней, нет. Это не мы, а шквальные светлоглазые! Не обижайтесь, светлость. Но чтоб их буря прибрала да потрепала как следует!

– Они перестали сражаться ради победы, – негромко пояснил Рэд. – И начали сражаться ради светсердец.

– Каждый день, – продолжил Газ, – каждый проклятый бурей день мы поднимались и отправлялись биться на эти плато. И наши войска не продвигались. Да и зачем им продвигаться? Великим князьям нужны были только светсердца. Вышло так, что из-за своих военных обетов мы попали в самое настоящее рабство. Записавшись в армию, мы утратили право на путешествия, которое полагается всем добрым гражданам. Мы умирали, истекали кровью и страдали, чтобы они обогащались! Только и всего. Потому мы сбежали. Просто бросили их и их войнушку.

– Ну, Газ, – заметил Рэд, – это еще не все. Будь честным с дамой. Разве ты не задолжал некоторое количество сфер ростовщикам? И еще ты ведь рассказывал, что едва не очутился в одном из мостовых расчетов…

– Забудь. Это все моя прежняя жизнь. В этой прежней жизни нет ничегошеньки, что имело бы значение сейчас. – Он закончил забивать гвоздь. – И вообще. Светлость Шаллан пообещала, что позаботится о наших долгах.

– Вам все простят, – подтвердила Шаллан.

– Видишь?

– Не считая вони изо рта, – прибавила она.

Газ вскинулся, его покрытое шрамами лицо покраснело, но Рэд просто расхохотался. Миг спустя Газ и сам тихонько рассмеялся. В этих солдатах чувствовалась какая-то отчаянная приветливость. Они ухватились за шанс вернуться к нормальной жизни и намеревались держаться. А когда работали вместе, не было ни единой проблемы с дисциплиной, и оба моментально бросались ей на помощь.

Вот и сейчас Газ поставил на место боковину ее фургона и, открыв засов, распахнул окошко, через которое полился свет. Он с улыбкой указал на плод своих стараний.

– Оно, конечно, недостаточно милое для светлоглазой дамы, но вы теперь хоть сможете глядеть наружу.

– Недурно, – сказал Рэд, лениво похлопав в ладоши. – Почему ты не говорил, что учился на плотника?

– Я и не учился, – ответил Газ и отчего-то помрачнел. – Просто довелось проводить много времени на лесном складе, только и всего. Кое-что запомнил.