— Его усыпальница находится здесь, в монастыре? — спросил брат Эдмунд.

Настоятель кивнул:

— Я отведу вас к нему.

Он зажег свечу и повел нас вниз по винтовой каменной лестнице в боковой части церкви. Лестница выходила в зал, и мы прошли по нему к тяжелой закругленной арке. Я подумала, что мы, вероятно, находимся сейчас под алтарем церкви.

Когда мы оказались в простом каменном помещении, настоятель зажег свечи. Он подвел нас к массивной, высеченной из камня фигуре Этельстана. Надгробье было величественным, но в то же время строгим и без излишеств: на нем был изображен король в простой короне и длинных одеяниях, лежавший на прямоугольной плите лицом вверх. У меня возникло ощущение, что я оказалась в самом сердце сгинувшего саксонского королевства.

Настоятель встал на колени перед усыпальницей, а мы заняли места по обе стороны от него. Пол истерся от смиренных коленопреклонений множества людей, приходивших сюда. В углу гробницы было высечено: «Этельстан, родился в 895, умер в 939 году от Рождества Христова».

Наш провожатый процитировал:

— «Известный во всем мире святой король Этельстан, поклонение коему распространяется все шире и чьи достоинства побеждают повсюду, кого Господь поставил вождем сил земных и королем Англии, подкрепив сие основанием трона».

Что-то шевельнулось в воздухе, и я бросила взгляд через плечо. Мне показалось, что в усыпальницу вошел человек. Но я никого не видела. Правое колено у меня пульсировало болью после неудачного падения на лужайке. Я молилась, чтобы моя кровь не пролилась на пол.

Я снова повернулась к мраморной фигуре короля и постаралась вспомнить подходящую молитву, но меня отвлекало гнетущее чувство — мне казалось, что за мной наблюдают, к тому же не добрым, а осуждающим взглядом. Я невольно вспомнила тот безотчетный ужас, который испытала в Дартфорде, и вновь уставилась на высеченное в камне лицо Этельстана, более строгое, чем на витраже. Этот король, будучи еще совсем молодым человеком, посадил своего брата в лодку без парусов, без запасов еды и питья и отправил в открытое море.

Настоятель перекрестился и поднялся на ноги. Мы сделали то же самое.

Мне хотелось поскорее выйти из усыпальницы, но брата Эдмунда, казалось, ничье присутствие не беспокоило. Он с интересом огляделся.

— Я всю жизнь изучаю историю, но почти ничего не знаю об этом короле. И признаться, не понимаю, почему мне так мало известно о его правлении. У него были супруга, наследники?

— Н-нет, — вздрогнув, сказал настоятель, словно одна эта мысль потрясла его. — Этельстан за всю свою жизнь ни разу не прикоснулся к женщине. Он посвятил себя Господу.

— Он принес обет? — спросил брат Эдмунд. — Неужели этот король был монахом?

— Нет, тут нечто иное. Такого не знали ни до его воцарения, ни после. То был король абсолютной чистоты. — Настоятель улыбнулся. — У нас в библиотеке — а она уцелела при обрушении церкви — есть много документов, восхваляющих его. Там хранятся труды Уильяма Мальмсберийского,[39]нашего досточтимого историка. — Он провел рукой по краю памятника. — Боюсь, в нашей стране история пишется завоевателями. Теперь в библиотеку редко кто заходит. После смерти Альфреда, Эдуарда и Этельстана на английском троне не сидел ни один истинно английский король. У всех королей после них была кровь чужестранных завоевателей — норманнов, Плантагенетов. — Он снова помолчал. — Иногда мне кажется, что Этельстан наслал туман, чтобы затмить память о себе, защитить свои святыни от недостойных рук, которые злоупотребят ими.

Мы с братом Эдмундом напряглись.

— Вы имеете в виду его корону? — спросила я.

Зеленые глаза настоятеля сверкнули в пламени свечи.

— Да.

Я вопросительно посмотрела на брата Эдмунда. Он кивнул.

Я сделала шаг к настоятелю.

— Меня зовут сестра Джоанна Стаффорд. Я послушница Доминиканского ордена в Дартфордском монастыре. Это брат Эдмунд Соммервиль, один из братьев в Дартфорде. Мы считаем, что корона Этельстана спрятана в нашем монастыре со времени его основания. Мы прибыли сюда, чтобы узнать больше об этом короле и лучше понять, какой силой наделена эта загадочная реликвия.

Настоятель Роджер кивнул, словно именно этого и ждал.

— Идемте со мной.

Брат Эдмунд легонько прикоснулся к моему локтю, и я последовала за ним и настоятелем обратно по лестнице. Мы прошли по длинному коридору в личный кабинет настоятеля.

Я полагала, что тот предложит нам сесть, но он подошел к книжному шкафу в углу и, поднявшись на цыпочки, изо всех сил надавил на его верхний правый угол. Послышался скользящий звук. Книжный шкаф уехал внутрь, открыв узкий потайной ход.

Я изумленно прижала ладони ко рту. Именно такой потайной ход я многие недели безуспешно искала в Дартфорде. Поначалу сердце у меня возбужденно забилось. Вот вернусь в свой монастырь и обязательно обыщу кабинет настоятельницы — нет ли и там чего-нибудь подобного. Но потом я вспомнила, как люди Кромвеля тщательно обстучали все стены в этой комнате и даже вскрыли пол. Они тоже думали, что там есть какой-то ход, но ничего не нашли.

Настоятель жестом пригласил нас следовать за ним.

— Возьмите свечу, — сказал он.

Мы проскользнули внутрь. Брат Эдмунд нес свечу. Почти сразу же мы оказались на нисходящей крутой лестнице.

— Это было сделано специально для хранения святынь Этельстана? — спросил брат Эдмунд, спускаясь по лестнице.

— Нет, — ответил настоятель. — Эта лестница ведет в наш «темный дом». Святыни мы поместили туда позднее.

— А что такое «темный дом»? — поинтересовалась я.

— Место наказания для тех, кто совершал против ордена такие тяжкие преступления, что их на какое-то время приходилось изолировать, — пояснил настоятель.

— Тюремная камера? — уточнил потрясенный брат Эдмунд.

Мы дошли до последней ступени.

— Своего рода. Настоятели признавали некоторых монахов виновными, и те, закованные в цепи, проводили здесь иногда долгие годы. — Наш проводник повернулся к нам и успокаивающим голосом сказал: — Мы уже давным-давно не используем это помещение таким образом. Перестали это делать еще до того, как его святейшество в тысяча четыреста двадцатом году издал эдикт против использования «темных домов». Но почти все монастыри в Англии изначально именно так и строились: там обязательно имелись настоящие подземные комнаты, а то и дома. После выхода эдикта многие монастыри засыпали эти помещения. Мы, конечно, тоже сказали уполномоченным, приезжавшим два года назад, что в свое время именно так и поступили. Показали им прежний вход из другой части аббатства. Эта дверь открывалась в земляную стену. Вход из покоев настоятеля был сооружен тайно.