— У вас, должно быть, не один агент в Америке?

Рауль, смеясь, ответил:

— Десятки. Но тут было дело личное — моя операция, мой человек. Я приказал ему вернуться в Майами под страхом расправы. Неловко получилось. Мы бы и эту Карен пристроили… Хорошие деньги делают людей сговорчивыми… Я совершил ошибку: спугнул его.

Рауль выглянул в окно, держа в руках пустую кофейную чашку. Почти тотчас явилась другая, а с нею пирожные и сухарики из черного хлеба. Он предложил мне пирожное, но я отказалась.

— Надо поесть, — посоветовал Рауль. — Кто знает, когда в следующий раз после нашего разговора доведется пробовать пирожные, офицер Меркадо.

Разумный совет. Я принялась за пирожное. Кроме того, мне хотелось узнать, как развивались события дальше.

— Что же было дальше?

— Он исчез. Мы потеряли его из виду. Я посылал людей, чтобы с ним расправились, но его не могли отыскать, и через некоторое время я их отозвал. Мои предки приехали на Кубу из Галисии, а там в ходу такая пословица: «Охоться за волком один год и один день, не поймаешь — дай ему уйти». Мы пустили слух, что все ему прощаем, но твой отец не поверил. Пять лет он скрывался, и вот его находят в Колорадо с мексиканским паспортом.

Я смотрела на Рауля, желая понять, что у него на душе.

— Вы обрадовались?

— Обрадовался? Нет. Вовсе нет. Но мне было любопытно. Крысолов в Колорадо? Наверно, на другую работу он и не мог там рассчитывать. А может, в выборе профессии сказалось его особое чувство юмора. Ведь и работая на меня, он отлавливал крыс, — сообщил Рауль и прищурился, показывая, что пошутил. Складка кожи на его подбородке снова отвратительно затряслась. Он кашлянул, прочищая горло. — Во всяком случае, когда твой брат стал проситься в Колорадо, чтобы похоронить отца, мы его отпустили, не чиня никаких препятствий. Твой брат — хороший репортер. Вернулся с материалом, передал тебе — мы уже знали, что ты задумала. Знали, что собираешься отыскать убийцу и отомстить — дочь за отца.

— Не думаю, что… — начала было я, но Рауль приложил палец к губам.

Из спальни Хемингуэя донеслось какие-то звуки.

Рауль заторопился:

— Быстренько поднимайся. Увидит тебя здесь, покажет мне свой священный гнев. Офицеры отвезут тебя на квартиру.

Я устало поднялась со стула:

— Я могу идти? Я свободна?

— Как птица.

Я взглянула на ручных попугаев, расхаживающих по перилам террасы.

— Вы им крылья подрезаете, — печально произнесла я.

Рауль улыбнулся:

— Это всего лишь певчие птички, товарищ Меркадо. Ты-то ведь не певчая птичка, не так ли?

— Так.

— Рауль! — донеслось из спальни.

— Иду. Сейчас только закончу тут… — крикнул он и вывел меня из дома.

Облокотился на черный «крайслер», похлопал меня по плечу:

— Грядут большие перемены, Меркадо. И наступят они гораздо скорее, чем ты думаешь.

Мои брови удивленно поползли вверх. Он, махнув рукой в сторону дома Хемингуэя, добавил:

— Все это будет рассматриваться как роскошь. Мне позволят спать только в бункерах, способных выдержать удары американских бомб, несмотря на все мои разговоры об охране памятников культуры.

Я не поняла.

Рауль хмурился:

— Понимаешь, потому-то нам и надо сейчас заканчивать все незавершенное. Через несколько месяцев у меня будут дела поважнее.

— Да, — согласилась я, по-прежнему не понимая.

Моя тупость начала его раздражать. Он вздохнул и зашептал мне на ухо:

— Что же нам теперь с тобой делать, товарищ Меркадо?

— Не знаю.

— Хочешь в ГУР?

— Нет.

— А что хочешь?

— Хочу на свою прежнюю работу.

— Тогда иди. — Рауль жестом приказал охранникам подогнать «Ладу».

— Товарищ Кастро, можно… позвольте задать вам вопрос? Два вопроса.

Рауль заглянул в дом:

— Только быстро. Эстель очень не по-кубински относится к неверности.

— Что мне сказать Гектору? Я о капитане Рамиресе.

— Скажи правду. Провела неделю в Мехико. Видела пирамиды, молилась перед образом Девы. Второй вопрос.

— Я еще увижу Пако?

Рауль удивленно посмотрел на меня, потом до него дошло:

— Пако?.. А, Франсиско! Да. Это имя я для него выбрал. Есть такой анекдот, его Хемингуэй любил. Рассказать? Слушай: папаша в Мадриде дает объявление в «Эль либерал»: «Пако, встретимся в отеле „Монтана“ сегодня в полдень, все прощаю. Папа». Полицейским пришлось разгонять толпу из восьмисот Пако, откликнувшихся на это объявление.

— Так он не Франсиско?

— Нет.

Мне бы разозлиться — не получилось. Я лгала ему. Он лгал мне.

— Сомневаюсь, что вы увидитесь. Он живет в Майами.

Рауль протянул мне на прощание руку.

Я ее пожала.

— Удачи, офицер Меркадо. Надеюсь, мне никогда не придется увидеть твое имя в рапортах на моем рабочем столе.

— Я тоже на это надеюсь…

— Ну, езжайте.

Громилы проводили меня до машины, довезли до города и высадили на Малеконе.

На крыльце моего дома разлагался мертвый колли. Вокруг глаз черно от мух. Собака принадлежала семье с верхнего этажа.

Я побрела вверх по лестнице.

В двери торчала записка от хозяина дома. Пока меня не было, в мою комнату вломились. Хозяин поменял замки.

Спустившись в подвал, я забарабанила в его дверь. Хозяин вышел с бейсбольной битой. Написала ему долговую расписку на пять долларов.

Четыре лестничных пролета вверх. Новый ключ и новый замок.

Да, вломились, и точно не ГУР: эти не оставляют следов. Квартиру обобрали. Воры вынесли телевизор, мешок с двадцатью килограммами риса, одежду. Даже книжки стихов.

Я опустилась на край кровати и заревела.

Гектор был прав.

Что это он мне цитировал из Пиндара?

На каждый благой дар богов приходится

по два несчастья.

Не огорчайся по-детски, что нет у богов

равновесья,

С мужеством это терпи, на пользу себе обращая,

Выверни жизнь, словно плащ, ярким

подбоем наверх.

Слабое утешение.

Я сидела и рыдала.

Было слышно, как возятся крысы. Вдали шумело море. Позвякивая, проезжали автобусы-верблюды. Откуда-то доносились звуки радио, кажется, слушают американскую радиостанцию.