Завертел головой — вторая «лимонка» закатилась под неловко вывернутую руку девушки.

Глеб почувствовал, как седеет. В последнее мгновенье он успел отпихнуть Ингу и упасть на рубчатый кругляш грудью.

Не успев даже подумать — «хана»! Или «зачем, все равно сдохнем»!

Взрывы один за другим оглушили. Гранаты улетели недалеко и, если бы не ложбинка, посекли бы осколками. Глеб зарылся лицом в грязь и ждал. Одну бесконечную секунду, другую — еще дольше.

На душе почему-то было очень хорошо, как бывает в конце тяжелого и нужного пути. Как бывало после свиданий с Никой — подзабытое ощущение. Как совсем недавно, когда Глеб прижимался губами к теплой Ингиной ладони, и она, ладонь, вдруг расслабилась, перестала быть чужой.

Граната не взрывалась.

Рамзес нащупал ее под собой. Кольцо оставалось на месте, гранатометчик в панике забыл сорвать предохранитель. Не чувствуя ничего, кроме звенящей ярости, Глеб спрятал гранату в карман и осторожно приподнял голову.

Его обходили с флангов, оттесняя в негостеприимный лес. Князь приближался слева, справа еще кто-то, дрожа от трусливого возбуждения так, что Рамзес за десятки метров ощущал вибрации. А прямо на трассе, едва прикрытая кустами и аномалиями склонилась над умирающим нелепая фигура. Раненый Крот уже не кричал, только протяжно стонал, перемежая стоны тоскливыми ругательствами и жалобами:

— Пацаны… Кнопка, вколи промедолу… терпежу нет… Кнопка, не бросай… как брата прошу…

Долговязый бандит суетливо взмахивал длинными мосластыми лапами, но смертник продолжал стонать и клянчить последнюю дозу.

«Промедол тебе?! Так сдохнешь!»

Глеб выстрелил и промахнулся, потому что долговязый вдруг отпрыгнул, прячась за стеной дождя. Глеб напряг зрение, разглядел, как бандит убегает, шарахаясь из стороны в сторону, и сам едва успел пригнуться.

Пуля цвиркнула над головой и рассекла ствол хилого деревца. Крона с жалобным скрипом повалилась на землю. Бил снайпер из винтовки с глушителем.

«Штейр?»

Тут же застучал автомат со стороны Князя, едва слышно, тоже через глушитель. Глеб одну за другой выпустил на автоматный стук три пули и, кажется, удачно. Автомат захлебнулся.

Не мешкая, Рамзес выпрыгнул из окопа и тут же упал, пропустив над собой ожидаемую пулю. Он принял с низкого старта, выписывая в сторону трассы замысловатые зигзаги. Ни дать, ни взять «бегущий кабан» на стрельбище. Иногда неприцельно стрелял на звук, на ощущение.

— Князь! — надсадно заорал Глеб. — Не возьмешь!

— Вали его, Беня! — заревел в ответ Князь. — Вали паскуду, баксами подтираться будем!

Беня валил, не жалея патронов. Очередная пуля, задев мощную «карусель», ткнула Глеба в бок. Застряла на излете в кевларовой прокладке комбинезона — слава Зоне, придержала смерть аномалией.

Сталкер кувыркнулся под защиту дубового ствола и перевел дух. Высунуться он не мог. Поймав неподвижную цель, снайпер забрасывал ее свинцом в расчете, если не убить, то прижать и дать подойти Князю на расстояние выстрела или броска гранаты.

И так неплохо! Одного Глеб добился, бандиты отвернули от ложбинки, где умирала в ожидании помощи Стриж.

«Вот теперь повоюем, братаны! За Ингу!»

В этот момент Глеб забыл обо всем, о себе, о Центе, об Оке. Осталась только слепящая ненависть, которая требовала за жизнь… любимой, чего уж там, Рамзес, расплатиться четырьмя чужими. Смрадными, как труп кровососа, но неповторимыми и, если не врут, богом даренными.

«Самкой шакала даренными!»

Пули застревали в древесине, посвистывали мимо, и Глеб пополз, держась строго на линии Беня — дубовый ствол. Его, кажется, не заметили.

Стрельба утихла. Бандиты подбирались к дереву короткими перебежками, сначала один, потом другой. Князь бежал медленно.

«Никак задел медведя?!»

Глеб, поняв, что сейчас обнаружат его пропажу, а через считанные секунды и его самого, забросил «Тигр» за плечи и на четвереньках побежал к неряшливой куче на тропе.

Живой — человек как человек, удивлялся когда-то Ворон. А откинется, на вид как дерьмо раздавленное. Парадокс!

Но Крот еще не умер, даже сознания не потерял. Обессилел, залив траву вокруг черной кровью. Такой черной, что казалось, это грязь брызжет фонтанчиком из дыры в том месте, где у живых бывает печень.

— Пацаны… — шевельнул губами смертник, когда Глеб перевалился через него и положил на грудь ствол винтовки.

«Пацаны идут, Крот!»

Рамзес снял израсходованный магазин. Глянул внутрь, но чуда не случилось. Патроны закончились, как Глеб и предполагал, бессознательно отсчитывая выстрелы. Он зашарил по карманам и нашел последний магазин, взятый у Инги.

«Пять штук на двоих — с запасом!»

Глеб потянулся заряжать, и остановился. Ребристый металлический коробок в ладони показался слишком легким. Сталкер отщелкнул в руку один патрон, второй, третий… скрипнул зубами. Все! Нет запаса.

Под деревом, где минуту назад прятался Глеб, раздался взрыв.

«Сколько у них гранат? Не арсенал же на горбу тащат!»

Сталкер воткнул магазин в приемник, когда на место взрыва рывком выбросился Князь собственной персоной, повел вокруг длинноствольным пистолетом и откатился в сторону. Что-то неразборчиво крикнул. Глеб, наконец, заметил в стороне от залегшего вожака подозрительное шевеление. В зарослях неумело ворочался, устраиваясь прикрывать Князя, снайпер.

«Как тебя? Беня?»

Глеб изготовился, выжидая момент, и такой представился.

В зарослях грохнуло, вспышка от выстрела резанула по глазам. То ли понтовый «Штейр» подвел, то ли Беня, вояка тот еще, сплоховал, зачерпнул стволом грязи. Пуля ушла в белый свет; выстрелом сорвало глушитель, а без него австрийский механизм оказался громогласным, как Царь-колокол до приземления.

Глеб прицелился на вспышку и спустил курок:

«Дьявол!»

Выпущенная из незнакомого оружия пуля скосила ветви левее, в сантиметрах от вражьей головы.

«Это тебе не уши в упор отстреливать, сталкер!»

Рамзес на пару секунд опустил веки и снова прицелился. Схлестнулся с бандитом взглядами. Два прицела уперлись друг в друга на расстоянии метров восемьдесят-девяносто, почти в упор. Можно было разглядеть слабый отблеск матовых линз, а за ними, при желании, и круглый глаз, и небритую щеку, вжатую в приклад. Но Рамзеса не волновали частности. Он видел, как отчаянно борются в скользкой Бениной душе трусость и чувство всевластия. Как горячит кровь оргастическое удовольствие от вида смерти и холодит пещерный страх перед ним, Рамзесом.

«Бойся, гаденыш! Тебя-то за Ингу я точно достану! Не пулей, так зубами».

— Огонь! — выкрикнул Князь, почуявший инстинктом вожака Бенину растерянность. — Шмаляй, козлина!