Девушка взяла у нее колючую веточку.

– Прости, госпожа… – виновато выговорила она.

– Амита, глупенькая! – Женщина просияла и рассмеялась. – Я же тебя просто подразнить хочу! Ты здесь новенькая, но скоро поймешь, что, покуда ты ведешь себя благоразумно, я буду доброй и внимательной госпожой. А теперь намыль мне спину, пожалуйста. Возьми вон ту бутылочку, в которой цветки лаванды плавают…

Амита налила немного мыла на мягкую хлопковую ветошку и стала осторожно мыть женщине спину – от границы волос, куда спадали из-под повязки тонкие завитки, и вниз, до ложбинки между ягодицами. Спина была сущее загляденье. Нежно-бледная, словно изваянная из безупречного лунного камня. Потом ее обладательница откинулась в воде и закрыла глаза. Амита воспользовалась случаем, чтобы поподробнее рассмотреть лицо хозяйки. Послеполуденный солнечный свет, вливавшийся прямо в окно, самым злостным образом выдавал ее возраст. В уголках глаз залегли «гусиные лапки», кожа под подбородком утратила былую упругость. Госпожа Петалина вела себя точно шестнадцатилетняя девочка, но на самом деле, по мнению Амиты, ей было хорошо за сорок.

Вновь вздохнув, Петалина стряхнула с бедер размокшие лепестки и задумчиво проговорила:

– Пожалуй, надену сегодня хлопковое платье, синее с кремовым.

Амита немного забеспокоилась. Понимать ли эти слова как приказание? Может, ей следует бежать за платьем прямо сейчас? Если так, то задачка была не из простых. Платья госпожи исчислялись многими сотнями, и Амита не имела ни малейшего понятия, о котором шла речь. Или ей продолжать прислуживать госпоже возле ванны, а платьем заняться потом? Она еще гадала, что же делать, когда Петалина открыла большие голубые глаза и уставилась на нее.

– Когда я вымоюсь, ты обсушишь и напудришь меня, – объяснила она. – Потом я облачусь в чистый шелковый халат и прилягу. Тогда у тебя будет время разыскать платье. Ты позовешь младшую служанку, чтобы помогла тебе опорожнить и вынести ванну и все здесь прибрать. Полотенца отправишь в стирку. – И она вновь прикрыла глаза, нежась в воде.

Амите уже рассказали, что Петалина сама была когда-то служанкой. До сих пор эта женщина обращалась с ней по-доброму, но, опять же по слухам, нрав у нее бывал что твой кипяток. Пока никаких признаков этого Амита не замечала. Впрочем, она и в служанках здесь ходила менее суток.

– Напомни-ка мне, – не открывая глаз, проговорила Петалина, – откуда ты у меня взялась?

– Из дома полководца Керра, госпожа. Я прислуживала его внучке.

– Ах да. Той бедняжке, что умерла от болезни легких…

– Да, госпожа. Такая жалость…

Петалина вновь открыла глаза и посмотрела на девушку. Амита самым невинным образом встретила ее взгляд, после чего потупилась, надеясь, что напускное горе по четырнадцатилетней девочке, которой она никогда не знала, поможет скрыть ложь. Еще она надеялась, что якобы служба у больного ребенка отчасти извинит ее неопытность в качестве горничной.

– Жена полководца Керра – писаная красавица, – заметила Петалина. – Редко встретишь такую. А еще внуки у них есть?

– Как я понимаю, у супругов пятеро сыновей, госпожа. Уже взрослые, у всех дети. А сама госпожа…

– Да?

Голубые глаза смотрели пронизывающе.

– Она… У нее вправду замечательные глаза, моя госпожа.

Правду сказать, у жены полководца была лошадиная физиономия, кожа в оспинах и нос картошкой. Однако она прекрасно справлялась с ролью матери семейства, производившего военачальников: в этом смысле Керры брали не качеством, а количеством. По крайней мере, так рассказывали Амите.

Петалина продолжала пристально рассматривать новую служанку. Потом уголок ее губ пополз вверх, она хихикнула. И наконец, к удивлению Амиты, красотка медленно ушла под воду вся целиком, так, что наружу торчал лишь ворох кудрей на макушке. Потом в ванне забулькали пузыри, и голова вновь появилась. По лицу госпожи сбегала вода, Петалина, ликуя, улыбнулась горничной:

– Думается, Амита, мы с тобой поладим.

Когда Петалина была извлечена из ванны, обсушена и напудрена, точно младенец присыпкой, облачена в белый шелковый халат и устроена на диване для послеполуденного отдыха, Амита отправилась в обширные гардеробные, где хранились бесчисленные наряды госпожи. Для этого потребовалось выйти наружу, пересечь садик, расположенный в тени дворцовой стены, и миновать коридор, подводивший к задней части покоев. Этот проход ей показала какая-то из младших девушек, постоянно жаловавшаяся на неудобство расположения. Вслух Амита с ней согласилась, но на самом деле такое обстоятельство было ей только на руку, ибо давало повод выходить в садик, когда только ей хотелось.

Гардеробных, и очень немаленьких, было аж три: для дневных платьев, для роскошных вечерних, для плащей и накидок. Башмачки, перчатки, муфточки и шляпки хранились в четвертой комнате, заполненной шкафами, полками, ящичками. Под рукой находились только шелковые халаты да еще белье.

Амита не без труда разыскала тонюсенькое хлопковое платье в синюю и кремовую полоску. Надеясь, что выбрала то самое, она завернула его в льняное покрывало и понесла в передние комнаты, на всякий случай держа высоко над землей. Ступив в прихожую, она услышала доносившийся из гостиной Петалины низкий мужской голос.

И что теперь делать? Амита замешкалась. Нести платье в спальню? Но если дверь в гостиную открыта, она увидит находящихся там и сама будет замечена. Ей внушали, что прислуга должна быть слепа и глуха ко всему, что касалось домашней жизни хозяев, и сама должна быть невидима. Прикусив губу, она толкнула дверь в спальню. Пересекла комнату, мерцавшую розовыми и кремовыми тонами, и, старательно держась спиной к двери в гостиную, развесила платье, сняла покрывало и бережно отряхнула.

– Амита!

Голос Петалины прозвучал повелительно. Амита послушно выглянула в гостиную.

У окна, опираясь на трость, стоял худой мужчина с обветренной кожей. Загорелая лысая голова, пышные седые усы… Он смотрел на хозяйку покоев, облаченную в тоненькие шелка, Амиту же удостоил лишь мимолетного взгляда.

– Пока можешь быть свободна, – по-деловому сказала ей Петалина. – Явишься ко мне за час до заката. Пока ступай к Эссайос, пусть подберет тебе три новые сорочки. Где здесь едят, знаешь?

Амита кивнула, и Петалина отпустила ее движением надушенных пальчиков. Выйдя из комнаты, девушка тихонько притворила за собой дверь. Но не сразу ушла, а прислушалась.

Говорили негромко, но в этот послеполуденный час кругом было так тихо, что она все отчетливо слышала.

– Завтра он возвращается с востока, – сказал посетитель. – Я решил переговорить сперва с тобой.

– Он прислал записку, сообщая, что будет на рассвете, – отозвалась Петалина таким серьезным голосом, какого Амита от нее еще не слыхала. – А я думала, что до зимы его не увижу.

– Зачем он здесь?