Все это время Рейчел Трехерн сидела, откинувшись в кресле, и совершенно безучастно смотрела на сестру, как будто наблюдала сцену, к которой не имела никакого отношения. Когда она заговорила, ее голос был холодным и ровным:

– В банки не часто обращаются с просьбой оплатить наличными открытый чек на такую большую сумму. Управляющий велел Морису подождать и позвонил мне.

По лицу Мейбел пробежала судорога.

– Что они с ним сделали? – Она вцепилась в Эрнеста, и тот нежно обнял жену за плечи.

– С Морисом? Да ничего с ним не сделали. Может, присядешь, Мейбел?

Миссис Уодлоу милостиво позволила мужу подвести ее к самому удобному креслу. Усевшись, она тут же схватилась за сердце и возбужденно спросила:

– Значит, ты сказала им, что все в порядке?

Рейчел вскинула брови:

– Конечно же, нет. Я приостановила чек.

– Но Морис… Рейчел, неужели у тебя совсем нет жалости? Неужели ты не видишь, как я страдаю?

– Я сказала управляющему, что произошло какое-то недоразумение, – сухо объяснила Рейчел.

Эрнест заботливо склонился к супруге:

– Только успокойся, милая, умоляю.

– И что он теперь подумает?! – воскликнула Мейбел, горько зарыдав.

– Что кто-то из вас – или ты, или Эрнест – подделал мою подпись, – очень холодно ответила Рейчел. – Боюсь, Морис не получит эти десять тысяч фунтов.

Снизу, из холла, донесся звонок на ленч. Ньюзель, сладко спавший на протяжении всей бурной беседы, резво вскочил и побежал к двери.

Цивилизованная жизнь слепо подчиняется ею же установленным правилам. Что бы ни происходило в доме, распорядок приема пищи остается незыблем: завтрак, ленч, чаепитие и обед строго следуют друг за другом. Рождения, свадьбы, разводы, встречи, расставания, ссоры, любовь, ненависть, подозрения, ревность, драки, убийства, внезапная смерть – сквозь все это проходит звук домашнего звонка или гонга, призывающий к трапезе. Даже если сегодня или завтра вы умрете, это ничего не изменит – в положенный час стол опять будет накрыт.

Рейчел Трехерн задержалась у двери Кэролайн, не услышала ни звука и вслед за супругами Уодлоу спустилась на первый этаж. Она с радостью отвлеклась от собравшейся за столом компании и распорядилась отнести наверх поднос с едой, а когда обернулась, поняла – понадобится целых два подноса: Мейбел исчезла, а Эрнест с укором во взгляде и голосе сообщил ей, что приближается новый приступ учащенного сердцебиения и лично он настоял на постельном режиме и полном покое.

– Она истощила свои силы. Мы не должны были этого допускать. Теперь она будет лежать пластом до конца дня. Да-да, конечно, ленч не помешает: ей обязательно надо подкрепиться. Легкая пища с интервалами, и никаких волнений, споров и переживаний – так сказал доктор Левитас. Он, как никто другой, понимает организм Мейбел. Конечно, я сам виноват в случившемся, но и ты, Рейчел, тоже хороша. Где твоя сестринская доброта? Ты даже не пыталась ее утешить, не позаботилась о ее здоровье. – Эрнест говорил тихим возбужденным тоном, нервно протирая стекла пенсне и совершая мелкие суетливые движения.

Когда приехала Элла Компертон, Рейчел вздохнула с облегчением. Конечно, круг тем Эллы был не самым идеальным для застольной беседы, но лучше уж обсуждать лепрозории и трущобы, чем болезненность Мейбел и ту не сестринскую грубость, с которой она, Рейчел, пресекла ее первую неумелую попытку подделки документов.

Ричард и Космо явились к столу с большим опозданием. Ричард нарезал себе полную тарелку холодной говядины и ел молча. Космо же, напротив, бодро уписывал все подряд и трещал без умолку: анекдоты, светские сплетни, выставка художников-сюрреалистов в Париже… Он явно был в ударе. Рейчел мысленно благословила кузена. Сейчас Космо казался ей особенно милым, так как только что она отвергла его ухаживания. Слава богу, он воспринял это спокойно – не хмурится, не дуется, не портит настроение остальным. В отличие от бедного Ричарда. Что же произошло между ним и Кэролайн? Наверное, какая-нибудь ерунда. Влюбленные часто ссорятся из-за пустяков. Разве может быть нечто иное? Что-то серьезное?

Она с трудом прогнала свои беспокойные мысли и услышала, как Космо сказал:

– Это кошмар, а не искусство, моя дорогая мисс Сильвер.

Мисс Сильвер крошила в пальцах хлеб.

– Я, конечно, не специалист – вы гораздо лучше разбираетесь в этом вопросе, – но, по-моему, сюрреалисты стремятся отойти от изображения внешней стороны жизни и показать то, что скрывается в подсознании.

Космо засмеялся:

– Судя по картинам, у них довольно отталкивающее подсознание.

Мисс Сильвер тихо кашлянула.

– Это немного похоже на судный день, если вы позволите мне такое сравнение. Тайны всех сердец выходят наружу. Думаю, среди нас мало таких, кто не боится обнажить свою душу. – Она продолжала крошить хлеб. – Если наши идеи… наши самые сокровенные мысли обретут форму и встанут перед нами… вряд ли нам это понравится.

Космо лучезарно улыбнулся, глядя на Рейчел.

– Во всяком случае, тебе, дорогая, бояться нечего. Представляю, какие чудесные картины получились бы из твоих мыслей!

Рейчел ощутила болезненный укол в сердце. «Мои мысли? О боже!» На мгновение она похолодела от ужаса: ей показалось, что она произнесла эти слова вслух. Если бы все ее страхи, подозрения, страдания и обиды воплотились в зримые образы, это было бы нечто жуткое!

Космо по-прежнему сидел, с улыбкой нагнувшись к ней.

– Это были бы щебечущие птички и лилии, моя дорогая.

Эрнест Уодлоу поправил пенсне.

– Интересная теория, – заявил он. – Помню, я обсуждал ее с доктором Левитасом. Он сравнил душевное равновесие Мейбел со звоном серебряных колокольчиков. Она была очень польщена таким образным сравнением. Нам обоим оно показалось весьма удачным. Малейшее раздражение – и тонкая настройка сбивается. Я еще процитировал Шекспира: «Как колокол надбитый, дребезжит…»

Элла Компертон возмущенно уставилась на него:

– Господи, Эрнест, что ты несешь? Это же слова безумной Офелии! Слава богу, в нашей семье никогда не было сумасшедших.

Ричард Трехерн резко отодвинул свой стул от стола, коротко извинился и вышел. Рейчел прислушалась к его шагам: он поднимался наверх. Эрнест продолжал разглагольствовать, но она потеряла нить разговора. Ее разум словно отключился, голоса проходили сквозь него пустыми бессмысленными звуками.

Когда зазвонил телефон, она с облегчением встала из-за стола. В трубке раздался веселый смех Черри, похожий на далекое эхо.

– Это ты, Рейчел? У меня совсем нет времени. Я говорю из вонючей кабинки какого-то захолустья. Это деревня, но я не знаю, как она называется.

Знакомое желание надрать Черри уши быстро привело Рейчел в чувство.