нескольких предыдущих лет правительство предпочитало не заострять внимание. В конце концов, они сделали много хорошего. Лейбористы могли предъявить в качестве достижений меры поддержки обездоленных, молодых и даже стариков, хотя считалось, что Англия 1960-х никак не подходит для жизни в старости. Они могли похвастать международным положением и утверждать, что молодежь никогда еще не получала такого полного и насыщенного образования, а бедняки – такой существенной помощи. Да и зачем вообще застревать в прошлом, если будущее однозначно принадлежит им, лейбористам.

Случались и комические ситуации, оживлявшие предвыборный процесс, в принципе суливший удобный предсказуемый результат. Джордж Браун зашел настолько далеко, что ударил студента, забросавшего его каверзными вопросами. Никто не удивился, что он, увы, потерял место в палате общин. Кроссмана, однако, одолевали сомнения. «Мы обрекли [электорат] на три адских года и высокие налоги. Они стали свидетелями провала с девальвацией и наблюдали, как стремительно растет стоимость жизни». И все же все знамения говорили о благоприятном исходе для лейбористов, причем без лишних усилий с их стороны. Суеверный Вильсон считал, что, как и в 1966 году, Кубок мира по футболу станет его самым значительным активом. Вероятно, слишком тесная связь между успехом лейбористов и национальной футбольной командой была не самой мудрой идеей; в воскресенье 14 июня матч с ФРГ выкинул Англию из дальнейших соревнований. Некоторые ощутили перемену погоды.

Тед Хит, будучи мрачным и лишенным обаяния типом, немало потрудился ради блага своей партии. Послушав его телевизионное выступление, многие удивились, с какой убедительностью и ясностью звучала его речь. Вильсон на его фоне выглядел самодовольным и высокомерным. Затем возникло опасение, что верные лейбористам избиратели не явятся на выборы в необходимом количестве. Хватило малой толики, чтобы чаша весов покачнулась – всего-то 5 %. Консерваторы получили 46 % голосов и 330 мест, лейбористы – 43 % и 288 мест, либералам пришлось довольствоваться шестью.

Вильсон умудрился сохранить невозмутимость, возможно предвидя, что его эпоха еще не закончилась. Он оставил в наследство преемнику платежный баланс чуть меньше предполагаемого и нацию чуть менее оптимистичную, чем шесть лет назад. Пожалуй, среди многих лебединых песен 1960-х лучше всего выражает этот дух трогательная баллада Rolling Stones No expectations – «Никаких ожиданий».

45

К черту их всех

Эдвард Хит обычно принимал аплодисменты с широкой открытой улыбкой, словно под панцирем угрюмой самоуверенности скрывалось изумление от собственного везения. Правда, эту улыбку доводилось видеть преимущественно после концертов, где он выступал дирижером, а никак не после победы на выборах. Выражение его лица по прибытии на Даунинг-стрит было куда как суровым – новому премьеру предстояло много работы. Говорят, что Немезида больше всего преследует людей, щедро одаренных талантами, и в случае Хита дело так и обстояло. Умелый яхтсмен, дирижер и музыкант, он также оказался более способным главой правительства, чем многие предполагали в то время или приходили к заключению позже. Его неудачи, если рассматривать их как таковые, явились результатом целого списка проблем, уже приготовленных к его приходу. И потом, ему пришлось бороться с собственной натурой. Хит был убежден в абсолютной самодостаточности больше, чем любой из предшествующих ему премьер-министров.

Дуглас Херд вспоминал то время, когда перемена в ходе выборов стала очевидна: «Радио в машине настойчиво транслировало невероятно хорошие для нас новости… Невероятные для меня, но не для мистера Хита. Для него все это было просто логичным результатом долгих лет подготовки и того факта, что народ Британии, как и жители Бексли, по сути своей были толковыми ребятами». Хит планировал прийти к власти, что и отразилось в составе его кабинета. Многие из старых соратников остались, других повысили в должности. Кабинет в целом был «молодой», средний возраст министров – 47 лет. Хит формировал свою политическую опору из тех, кто лично был обязан ему всем. Настрой нового главы кабинета можно разглядеть в нехарактерном всплеске грубости. Говорят, победив, он воскликнул: «К черту их всех! Я выиграл». «Они все» – это скептики, насмешники и зубоскалы из правого крыла тори и прессы. Однако, вопреки упованиям Хита, победа над ними не была окончательной.

К несчастью, его премьерство совпало с забастовкой шахтеров в январе 1972 года, за которой в июле того же года последовала забастовка портовых рабочих – тревожные предвестники. Не улучшило обстановку и то, что правительство, столь громогласно заявившее о своем сочувствии и приверженности идеалам «справедливости», решило возобновить поставки оружия в Южную Африку. Это да еще инцидент с Родезией[108] испортили отношения с Содружеством на многие годы. Хит никогда не уставал внушать нации, что впереди много работы. Забастовка докеров привела к первому объявлению чрезвычайного положения. Будет еще четыре.

Из всех вопросов, касающихся непосредственно народа, особенно после всех компромиссов и неудач предыдущего правительства, грознее всего нависли профсоюзные. Хиту задали вопрос в телеинтервью: «Вы бы справились со всеобщей забастовкой?» – «Да, – ответил он. – Я всегда ясно выражался по этому поводу. Я говорил, что мы собираемся произвести доскональное реформирование производственных отношений». Он также пообещал «тихую революцию». Таковые редко воспламеняли общество, и эта не должна была стать исключением.

В любом случае никакой реальной революции не последовало. Главной своей целью Хит считал сдерживание организованной рабочей силы, а вовсе не подавление ее. На самом деле он всегда выражал устойчивое восхищение TUC в особенности и профсоюзами вообще, пусть даже публика не совсем понимала эти его взгляды. Лидеры тред-юнионов, как правило, находили его отзывчивым и доброжелательным. Джек Джонс вспоминал готовность Хита внимательно и уважительно выслушать оппонентов – суждение, удивившее бы многих, кто видел лишь неулыбчивое лицо и слышал железную риторику. И он не последний премьер-министр, которого предаст симпатия к рабочим объединениям.

Хит давно уже пришел к убеждению, что политика – дело специалистов, так что начал приглашать бизнесменов в правительственный «бизнес». Как и во многих других своих начинаниях, премьер-министр исходил из благих намерений, но ему приходилось считаться с Уайтхоллом. Его «Программа анализа и пересмотра» была попыткой привнести в политику некоторую степень специальных знаний и сократить бюрократию. Из Уайтхолла пришел вежливый и непоколебимый ответ. Питер Хеннесси, правительственный наблюдатель, подметил, что «их первым шагом было вырвать политику из рук бизнесменов Хита… и заключить ее в своей цитадели на Грейт-Джордж-стрит, откуда она уже никогда не вышла бы живой». Эта история повторится не раз: попытки Хита сократить бюрократию чаще всего увеличивали ее. В данном случае число государственных служащих выросло на 400 000 человек.

Именно Хит придумал выражение «мозговой центр» для описания специального органа, созданного для консультирования правительства по каким-то вопросам. Отпрыск клана Ротшильдов возглавлял первый из таких комитетов, но его предупреждения о грядущем нефтяном кризисе все оставили