Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он распахивает дверь.
Посреди комнаты — круглый бетонный бассейн диаметром в три с половиной метра, облицованный белым кафелем. Стенки бассейна — почти в человеческий рост.
Его опоясывает металлической лентой большое горизонтальное кольцо, укрепленное на ребристых изоляторах.
— Кольцо Мёбиуса? — нерешительно спрашивает Николай, разглядывая желтую ленту. — Ну да, вот перекрутка… Вот это колечко!
Вслед за Григорием Марковичем они поднимаются на площадку вровень с верхним краем бассейна. Отсюда видно: чаша бассейна залита до половины густой черной жидкостью с зеленоватым отливом.
— Масло, — коротко бросает академик. — Десять тонн. А теперь смотрите.
Он нажимает кнопку на пульте.
Поверхность масла вспучивается в середине, растет… Края начинают отходить от стенок бассейна, обнажая дно… Все быстрее и быстрее… Какая-то могучая сила стягивает черную жидкость в трехметровый шар почти правильной формы. Поверхность его становится глянцевитой, переливчатой, радужной, и в ней отражаются фигуры на площадке — уродливо искаженные, как в «комнате смеха».
Но, конечно, никому и в голову не приходит смеяться.
— О-о! — вырывается у Привалова.
Николай изумленными, счастливыми глазами смотрит на черный шар, лежащий в бассейне.
— Попробуйте проколоть. — Григорий Маркович протягивает Николаю эбонитовый стержень с острым наконечником.
Николай берет стержень и упирает острие в шар. Поверхность не поддается. Он давит изо всех сил. Он чувствует — поверхность шара пружинит. Она лишь слегка прогибается под острием, но не прокалывается, нет!
— Не прокалывается! — кричит он.
Академик тихо смеется. Смеется Лида Иванова, усмехается Василий Федорович.
Галерея в Бондарном переулке… Пульсирующая капля ртути… Все отодвинулось, заслонилось огромным черным шаром. Так вот ты какое, поверхностное натяжение!
— Частота… На какой ч-частоте? — Николай заикается от волнения.
— Все расскажем. Эта сила пока недостаточна. Она еще не может заменить десятимиллиметровую стенку стальной трубы.
Академик выключает ток — и шар сразу опадает. Растекается в чаше бассейна. Черная маслянистая поверхность тяжело колыхнулась концентричными волнами, отраженными от стенок, и застыла.
— Сто тонн, — говорит Привалов. — На погонный метр шестнадцатидюймовой трубы при внутреннем давлении в восемь атмосфер действует сто тонн. Неужели это…
— …будет, — кивает академик. — Кольцо Мёбиуса даст нам и не такое поле усиления. Но вот что особенно интересно. Закономерный в физике обратимый процесс: на каком-то узком режиме, который нам еще неизвестен, установка дала прямо противоположный эффект — ослабление, раскрытие связей. Строго говоря, случай с пальцем вашего лаборанта, проницаемость — явление побочное.
— Паразитное, — вставляет, улыбаясь, Василий Федорович.
— Именно.
Все смеются.
— Кстати, товарищи, — академик переводит взгляд с Николая на Привалова, — вы представляете себе масштаб этого «паразитного» явления?
Николай молчит. Он давно уже дал себе слово не заноситься. Только трубопровод — больше ничего…
— Всего, конечно, себе не представишь, — говорит Привалов. — Но мы думаем… Переворот в холодной обработке металлов — резание без сопротивления…
Академик кивает.
— Строительство шахт и проходка нефтяных скважин проницающим инструментом, — продолжает Привалов, воодушевляясь. — Я даже думал… Только не смейтесь… Думал о метеоритной защите для космических кораблей…
— Может быть, может быть, — медленно, раздумчиво говорит Григорий Маркович. — Но каждый случай практического применения потребует специальных решений. Нелегких решений… Поверхность вещества обладает энергией, и, кажется, она будет у нас в руках…
— Новый вид энергии?! — Привалов запускает руку в шевелюру.
— Новый источник, — поправляет академик. — Более близкий и доступный, чем ядерная энергия.
С минуту все молчат.
— Ну-с, давайте спустимся с небес на землю.
Один за другим они спускаются с площадки. Коридор. Вестибюль. Снова хрустит под ногами снег.
Теперь в кабинете академика они обсуждают программу дальнейших работ.
— Перестроенное вещество… — говорит Григорий Маркович. — Подержать бы его в руках… Когда еще наша установка выдаст первый образец… Жаль, что эффект с пальцем вашего лаборанта оказался нестойким. Вот если бы к нам попал каким-нибудь чудом нож Матвеева. Если, конечно, он существовал в природе…
— А может быть, нож и сейчас где-нибудь валяется? — несмело говорит Лида Иванова. — Ведь Матвеев привез его в Россию.
Нож где-нибудь валяется?..
В памяти Николая живо встает летний день, залитый жарким солнцем. Парусные гонки. Моторка Опрятина, и Вова у борта моторки. Он, Николай, подплывает к ним и слышит, как Вова говорит: «Мне, кроме ножа, ничего не нужно». Что-то в этом роде. У Вовы акваланг. У Опрятина в моторке поисковый прибор. Они ищут в том месте, где упала за борт Маргарита Павловна. Перед этим Опрятин приходил к ним в институт — выведывал координаты места падения. И спрашивал… Да, спрашивал, не было ли в руках у женщины металлического предмета… Нож! Матвеевский нож — вот что они искали! Ведь если ящичек с матвеевской рукописью был выброшен из дома Маргариты Павловны — в этом Николай не сомневался, — то у нее же мог быть и матвеевский нож… Ну конечно, он мог быть в другом ящичке!..
Николай припоминает эскизы на последнем листе рукописи. «Источник» — так назывался ящичек, в котором они нашли рукопись. Потом был эскиз другого ящичка, под названием «Доказательство». Доказательство! Что, как не этот нож, могло служить лучшим доказательством!..
И еще: Юрка видел у Опрятина в лаборатории ламповый генератор. Юрка уверял,