Среди каких-то немыслимых трусиков и рубашечек он, наконец, нашел обернутый в белый шелковый платок сверток.

Развернул этот платок, потом старый, жесткий от времени брезент – и перед ним оказались исписанные синим химическим карандашом листы пожелтевшей бумаги, сшитые вместе черными сапожными нитками в толстую тетрадь.

Ромашов открыл первую страницу:

Да, это та самая тетрадь! Те самые записки Грозы!

Ромашов перелистывал страницы дрожащими от возбуждения пальцами, выхватывая какие-то отдельные строки, мимоходом удивившись, что в ней столько внимания уделено Артемьеву, Бокию, работе Спецотдела, потом спохватился, что зря тратит время. Зачем ему вообще читать глупости, которыми измарал бумагу ненавистный Гроза? Наверняка тот указал место, где спрятан саровский артефакт, на самых последних страницах. Надо скорей, скорей заглянуть туда…

Руки так дрожали от волнения, что он никак не мог перелистать тетрадь до конца. И вдруг замер, насторожился, услышав какой-то шум, а в следующий миг – пронзительный женский крик:

– А-а! Помогите!

Мелькнула бредовая мысль, что очнулась Ольга и теперь зовет на помощь, но этого уж никак не могло произойти, никак!

Ромашов одним прыжком оказался на площадке и увидел молодую женщину, стоявшую на коленях над мертвой Ольгой и с ужасом озирающуюся вокруг. Он сразу вспомнил это необыкновенно красивое лицо, эти тонкие черты, эти огромные черные глаза, эти роскошные, словно бы смоляные кудри. Когда Ромашов увидел их в первый раз, он подумал, что их обладательница очень похожа на грузинскую актрису Киру Андроникашвили, которую он видел в фильме «Элисо».

Тамара Морозова! Женщина, которая была любовницей Панкратова и которая считает своим сыном Сашу, сына Грозы! Она работала у Лозикова и жила с ним.

Черт… Как же он мог забыть о ней?! А ведь с Тамарой вчера говорил по телефону Андреянов, о ней рассказывала Фаина Ивановна, Тамара жила в памяти Ольги, и это ее изысканное белье он переворошил, пытаясь отыскать тетрадь Грозы!

Ну ничего. Забыл – так вспомнит.

О, как ему повезло! Убийство Тамары даст ему новые силы, и он…

Женщина внезапно умолкла, глаза ее встретились с глазами Ромашова, а потом она вскочила и попятилась к двери.

Она не просто угадала в нем убийцу, она прочла его мысли, внезапно понял Ромашов, вспомнив, как однажды наблюдал за ней и ее мужем, кавторангом Морозовым, во дворе желтого дома в Москве на улице Спартаковской, – и шутки ради попытался телепатически передать капитану: «А ведь это не твой ребенок! Твоя жена обманывает тебя с доктором Панкратовым!»

Капитан не воспринял его посыл, зато Тамара пришла в такой ужас, что Ромашов сразу понял: эта мысль принята ею. Тогда ему было не до того, чтобы повторить опыт, потом он вообще забыл об этом незначительном случае, а вот сейчас вспомнил.

Тамара прочла его мысли: она знает, что он убил Ольгу и хочет убить ее.

О черт! Пистолет! Он забыл подобрать свой пистолет, который выронил, когда в него стрелял Андреянов. Пистолет отлетел под стол, и Андреянов не стал тратить время на его поиски. А может быть, забыл об этом.

Стоило ему об этом подумать, как Тамара вскочила и метнулась к столу. Снова упала на колени, схватила пистолет и навела его на Ромашова.

А оружие на боевом взводе. Надо передать ей мысленный приказ окаменеть!

Но Ромашов не успел. Тамара выстрелила.

Пуля попала ему в правое плечо. Ромашова швырнуло к стене, рука повисла, дневник Грозы вывалился и упал вниз, на пол, рядом с телом Ольги.

Тамара снова нажала на спусковой крючок, однако выстрела не последовало.

Еще раз – и снова осечка. А между тем в стволе должно было остаться еще семь патронов.

Видимо, один из них случайно перекосило.

Случайно!

Ромашов, опираясь на стену и тихо смеясь, достал второй нож.

Тамара все еще пыталась передернуть затвор – сразу видно, что умела обращаться с оружием. Видимо, нормы ГТО[79] в школе сдавала успешно. А возможно, муж научил.

Она была так занята, что даже не смотрела на Ромашова, однако он не хотел убивать ее неожиданно – хотел видеть ее глаза. Оказывается, видеть, как в глазах человека гаснет жизнь, – это особое наслаждение!

Ему не нужно было кричать: достаточно было только мысленно позвать Тамару, и она подняла голову.

«Сейчас я убью тебя! – сообщил ей Ромашов, не произнося ни слова. – В следующий миг…»

Но в следующий миг он получил пулю в грудь и, выронив нож, сполз по стене.

Раздались быстрые шаги. Какой-то мужчина в шинели с петлицами и нашивками капитана госбезопасности склонился над Ромашовым и стянул ему руки ремнем.

– Его надо перевязать! – крикнул он. – Он нужен нам живым, чтобы ответить за все, что натворил! Скорей! Тамара, есть бинты?

– Сначала завяжите ему глаза! – раздался снизу крик Тамары. – У него страшные глаза! Он может… может… может заставлять глазами… может передавать свои мысли!

Голос ее оборвался рыданием и стоном:

– Оля! Олечка! Господи, да ведь он убил ее!

Капитан всмотрелся в лицо Ромашова – и, сорвав с шеи шарф, завязал ему глаза. Спустя некоторое время принялся перевязывать плечо.

– Да, у него чудовищный взгляд, – пробормотал он. – Но теперь его сила кончилась.

– Дети! – вдруг закричала Тамара. – Где дети? Они живы?!

Ромашов услышал топот ее ног – она ринулась было вверх по ступенькам, но капитан сбежал навстречу и резко сказал: