– Фрекен, вы только не подумайте, что мне нет дела до вашего благополучия. В конце концов, от того, насколько весомо в прессе ваше имя, зависит успех нашего общего предприятия, вы помните?

Спичка тем временем сгорела до половины и начала клонить почерневшую головку вниз. Хелена продолжала смотреть на Олле во все глаза.

– Огня, фрекен?

– Да, конечно, – опомнилась она и поднесла к флажку пламени сигарету.

– К слову, в связи с последними событиями нам придется поторопиться с той статьей. Теодор больше не контролирует мое время, а значит, до весны ждать не нужно.

Хелена слегка прищурилась:

– А кто занял его место? Новый главарь не станет вам мешать?

– Нет, он не станет, – протянул Олле. – Он мне не друг, но и не противник. Скажем так, он бы тоже хотел, чтобы мы с ним больше не встречались.

– Но вы планируете погубить огромный источник его доходов.

– Найдет новый, – отмахнулся он. – И потом, его подданные начали злоупотреблять кхатом и теперь становятся неуправляемыми.

– Ну, если вы в этом уверены…

Хозяйка вернулась с оловянным подносом, шваркнула на стол две глиняные кружки с дымящимся сбитнем и тарелку с жарким. Оплаты потребовала сразу. Олле невесело подумал, насколько изменилось бы поведение женщины, если бы она только знала, кто сейчас перед ней. И как изменилось бы отношение Хелены.

Он зачерпнул немного жаркого. Картофель был жестким, а мясо отдавало кошатиной.

– Итак, фрекен, перед нами сейчас стоят две задачи, требующие незамедлительного решения. Первая – возвращение Стекольщика.

– Фенрира, – чуть слышно поправила она его. – В своей статье я назвала его Фенриром, волком Рагнарека.

– Хорошо. И признаю, ваше прозвище куда эффектнее. Есть идеи, как быстро вывести его на чистую воду?

– Как ни странно, есть. – Хелена отпила яблочного сбитня и поморщилась. – Кислятина какая! Я много думала об этом деле уже после того, как все стихло. Но жизнь так закружилась, что у меня не было времени проверить свои догадки.

– Но теперь вы их проверите?

– Сегодня же. Нельзя медлить, пока он не прикончил кого-нибудь еще, но уже так, что об этом узнает весь город!

Она вскочила со стула, поправила шаль и, не оборачиваясь, помчалась к выходу. Девушка так торопилась, что забыла назначить время и место следующей встречи, поэтому Олле пришлось догонять ее у самых дверей.

– Хелена!

Она резко обернулась, почти уткнувшись носом ему в грудь.

– Когда мы с вами увидимся?

Невинный, казалось бы, вопрос заставил ее вновь покраснеть до кончиков ушей.

– Сегодня же, здесь же. Приходите вечером.

Хлопнувшая дверь забегаловки обдала ему ноги мелкой поземкой.

***

За Угол он не беспокоился – знал, что Анхен уже запустила мелкие коготки туда, куда нужно, и, пусть и от его имени, прекрасно справится с Крысами.

Но до вечера ему некуда было пойти, а морозить зад на улице было не лучшей идеей. Он решил никуда не уходить.

Посетителей было немного, но каждый раз, когда входная дверь хлопала о косяк, он вскакивал на ноги.

Стемнело рано, и Олле, беспокоясь о девушке, уже хотел было отправиться на улицу, чтобы встретить Хелену, как она появилась на пороге – шляпка и плечи густо усыпаны мелким снегом, подол юбки трещит ледяной коркой.

Она почти не удивилась, обнаружив, что Олле уже на месте. Больше ее удивило, что с ним за одним столом сидела хозяйка забегаловки и громко жаловалась на мужа-пьяницу.

– О, Хелена! Рад, что вы в добром здравии. А мы с Бертой, как видите, уже стали добрыми друзьями…

– Присаживайтесь, фрекен, – пробурчала Берта, грузно поднимаясь из-за стола. – Сейчас принесу горячего, а то, не ровен час, простудитесь…

– Что вы с ней сделали? – шепнула журналистка, расслабляя узел шали вокруг шеи. – Она же была готова нас съесть.

– Ничего особенного. Просто моему обаянию сложно противиться.

Хелена закусила губу и опустила глаза.

– С этим не поспоришь.

– Что вам удалось узнать?

– Да… Мы были близки к истине, но так ее и не разглядели. Все дело в ратуше, и только в ней. Этим объясняется и список жертв, и цветное стекло в их ранах…

– Вы меня заинтриговали! Не томите!

– Еще до того как Антуан Спегельраф занял здание и стал собирать там фанатиков, ратуша пришла в упадок. Но был один человек, который пытался поддерживать в ней порядок. Он был сыном эмигранта из Борджии, реставрировавшего витражи с изображением богов в сороковых годах этого века. После смерти отца этот человек продолжил его дело и оставался на государственном довольствии. До революции. Чем он жил после нее – одна большая загадка.

– Тогда он должен быть в преклонном возрасте. – Олле озадаченно почесал бровь. – Он точно еще жив?

– Еще полгода назад был жив, и нет никаких данных о его смерти. Все люди, погибшие от руки Фенрира, были причастны к тому, что ратушу не только не восстановили, но и разграбили. Распродали все артефакты – ритуальные чаши, ножи с инкрустацией, книги, гобелены. Все, что раньше составляло убранство главного зала. – Журналистка потеребила скромное серебряное колечко. – Все это было распродано на закрытых аукционах за большие деньги. Он так и не смог их простить.

– Он был тощим? Узким в плечах?

– Почему вы спрашиваете?

– Убийца Теодора протиснулся в его комнату через каминную трубу, а это не каждому по силам.

– Свидетели, которых мне удалось опросить, описывают его как очень сухопарого человека.

– Если так, то все сходится. Людям, забывшим о богах, он являл сцены их гибели. И уж у кого, а у него должны были остаться осколки. И прекрасное знание Эдды.

– И причина убивать.

– И она, – согласился Олле.

Раз так, то и он сам с легкостью мог войти в список безумного старика, расправлявшегося с каждым, кто причинил вред его драгоценной ратуше. Его дому.

– И где же нам его искать? Он может скрываться в любой норе, в любом углу Хестенбурга!

– Да, но… Я читала статью одного ученого, который занимается изучением сознания преступника. Спасибо вам, Берта. – Хелена приняла из рук хозяйки большую кружку чая с листьями брусники. – Он писал, что убийцы всегда возвращаются на значимое для них место. Теория новая, но, мне кажется, не лишенная смысла.

– Значит, нам нужно отправиться на развалины, чтобы найти какие-то следы? Я слышал, работы по восстановлению отложили до весны.

– Но сейчас уже поздно…

– Что вы, фрекен. Я бы ни за что не повел девушку в такое сомнительное место ночью. Только при свете солнца.