обхватил руками талию, уткнулся губами в нежное местечко на шее под чепцом, где рос мягкий пушок. От него кисло тянуло вином. Тело было тяжелым, размякшим, так что ей пришлось упереться руками в столешницу, чтобы не упасть под его весом.

– Я голоден, как волк.

– Это хорошо, – ответила она с улыбкой. – Я приготовила ужин.

Он замер. Она чувствовала, как с трудом ворочаются мысли в его голове. Рупрехт принюхивался, будто дикий зверь, пытаясь определить, кто перед ним. Потом отстранился, грубо схватил ее за плечи и развернул к себе.

Урсула смотрела на него со спокойной покорностью нежной жены. Зильберрад стоял слишком близко. Судя по всему, хмель из него стремительно выветривался.

– Где Эмма?!

Урсула до конца не верила, что этого человека может беспокоить кто-то, кроме него самого. Но сейчас в его взгляде читалось напряжение. Он все еще не испугался: к чему бояться маленькой хрупкой девушки, которую он уже один раз сломал? Понадобится – сделает это еще раз без особого труда. Его пальцы сдавили ее плечи. Она ощущала их твердость сквозь ткань рукавов, но больно не было.

Урсула молчала. Он должен догадаться сам. Должен увидеть, что натворил, к чему привел его поступок… Белое лицо мальчика-демона словно светилось в сумерках. Из-за плеча Рупрехта Урсула заметила, как подрагивает кончик его носа, словно у собаки, которая учуяла что-то интересное в воздухе.

– Эмма наверху вместе с детьми.

Зильберрад отшвырнул ее и кинулся к лестнице. Урсула тем временем присела за стол и жестом пригласила демона составить ей компанию. Она налила ему прохладного пива, положила на блюдо кусок пирога и улыбнулась, глядя, с каким аппетитом он принялся за угощение.

Рупрехт Зильберрад не увидит в спальне ничего по-настоящему пугающего, если только не додумается откинуть одеяла. Урсула позаботилась о том, чтобы Эмма и дети выглядели аккуратно и подобающе. Длинные волосы Эммы она заплела в косы и красиво уложила на голове так, чтобы золотистые кудряшки обрамляли лицо, как у херувима.

Сегодня днем Урсула вызвалась присмотреть за детьми, пока Эмма ходила за покупками. Она сделала все тихо, без лишнего шума, постаравшись, чтобы мальчики не испытали боли. Трогательный Вилли не успел ничего понять, как она и хотела. Томас в смерти напоминал отца строгим лицом, готовым вот-вот нахмуриться.

Фрау Зильберрад не должна была увидеть мертвых детей – это было бы бесчеловечно, и Урсула не хотела для нее такой участи. Она бы и не увидела, если бы не вернулась в дом на четверть часа раньше. Крови внизу было много. Хотя Урсула заранее скатала ковры, чтобы не осталось пятен, кровь была повсюду: на полу и даже на деревянных стенных панелях. К ее чести, Эмма решила, что в дом ворвался разбойник, и бросилась спрашивать Урсулу, не ранена ли она… Кажется, она начала что-то понимать, лишь когда увидела тела Томаса и Вилли и нож в руках подруги.

Хорошо, что это длилось всего мгновение. Наученная первыми двумя попытками, Урсула полоснула Эмму по горлу, но в этот раз все пошло не так. Томас и Вилли потеряли сознание почти сразу. Но порез на шее Эммы, вероятно, оказался недостаточно глубоким: кровь не хлестнула потоком, а стала обильно вытекать, заливая грудь и покрывая кожу тонкой красной пленкой. Глаза Эммы расширились, выражение их сделалось совсем нечеловеческим, пальцами она пыталась свести края раны, задыхалась, булькала и кашляла. В конце концов Урсуле пришлось нанести второй удар в бок, после которого Эмма скончалась.

Все это заняло больше времени, чем она рассчитывала, но когда дело было сделано, Урсула испытала облегчение. Она ожидала от себя, что испугается и отступит в последний миг.

«В чем моя вина?»

Она была уверена, что Эмма задаст этот вопрос. У нее даже был заготовлен на него ответ.

«Ты совсем ни в чем не виновата, милая Эмма. Как не виноваты были египетские первенцы, которые погибли, когда Господь устами Моисея приказал фараону отпустить еврейский народ. Как не виновны были девочки из племени мадианитян, которых принесли в жертву Богу. Как не водилось вины за теми зверями, что не попались Ною по пути, когда он подыскивал спутников на ковчег. Никто из них не сделал ничего плохого. Но для того чтобы наказать поистине виновного, иногда требуется уничтожить все, чем он дорожит».

Урсула позаботилась о телах Эммы и малышей. Она прочитала молитву над ними и уложила в кровать, чтобы казалось, что они спят. Даже у такого ублюдка, как Зильберрад, должна быть возможность попрощаться с родными как полагается.

Он появился на лестнице, цепляясь обеими руками за перила. Взгляд его бессмысленно блуждал по комнате. Теперь он выглядел жалким. Почему-то Урсула отметила это не с удовольствием, а с грустью.

– Ты хотела накормить меня мясом собственных детей? – прохрипел он.

– Я собиралась, – не стала отпираться Урсула. – Но поняла, что не могу. Это просто ягненок.

Он молчал, с шумом выдувая из ноздрей воздух. Ауэрхан и Кристоф дали ей время, чтобы она успела сбежать из дома Зильберрада. Она могла бы ускользнуть, не привлекая внимания. Но тогда она не увидела бы его лица.

– Я знала, что господин Вагнер не может убить тебя, – сказала она. – Поэтому я решила, что на всем белом свете не оставлю в живых никого, к кому ты можешь привязаться. Заведешь собаку – я убью и ее. Даже маленькая птичка не будет петь тебе по утрам в клетке. Я поступила справедливо. Ты отнял моих детей, я отняла твоих.

Зильберрад бросился на нее. Урсула успела вскочить, и стул, на котором она сидела, с грохотом рухнул на пол. Раньше она была уверена, что умрет от ужаса, если Зильберрад еще раз прикоснется к ней. Но вместо этого она испытала странное удовлетворение, ощутив влажность его ладони, сжавшейся у нее на шее. Он толкнул ее к стене так, что Урсула больно ударилась затылком. Краем глаза она успела заметить темный силуэт мальчика-демона и сквозь гул крови в ушах услышала:

– Сейчас я прикажу своему слуге отрезать тебе руки и ноги, выколоть глаза и вырвать язык, но не убивать. Чтобы ты жила обрубком человека до конца своих дней!

Урсула закашлялась, вцепившись обеими руками в его запястье. Он чуть ослабил хватку, давая ей ответить. Тогда она прохрипела:

– Но они все равно будут гнить.

Он зарычал и ударил ее кулаком по лицу. Боль оглушила ее на мгновение, во рту появился резкий привкус крови. Зато ему пришлось отпустить ее шею. Урсула резко вдохнула и закашлялась, брызгая кровью на пол и платье. Словно