Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И это она ещё спрашивает?
— Ты права. Я, п*здец, какой голодный, птичка, — тут же затылок обхватываю, тяну на себя, а сам напирать начинаю, двигая вместе с ней к лестнице.
А сам завыть готов, что не могу её на плечо закинуть, чтобы до кровати скорее добраться. Вернее, могу, но проверять как-то не хочется, уроню её или нет.
— Егор… — она снова и снова поцелуи блокирует, не давая мне поймать один взрывной ритм.
Что за фигня?
Смотрю в упор, возможно, немного дико, потому что Лина теряется.
— Что не так? — не выдерживаю, как только ещё мозг не поплыл, что могу спрашивать нормально, а не в лоб рубить, что за х?..
— Всё так, просто ты только вернулся…
— Значит, начнём с душа. Совместного, естественно, — выдаю, думая, что понимаю, в чём проблема, но нихера.
Она нерешительно теребит пуговицу на моей рубашке, в глаза специально не смотрит.
— Может, тебе отдохнуть.
— Вот, нифига, птичка. Кто-то мне обещал, что даст одежду разорвать. Я и так ждал два дня, — и тут же смотрю вниз, на её шортики.
Не шёлк, но я готов даже шерсть сейчас в клочья пустить. Лину мой взгляд явно смущает, краснеет от упоминания, очевидно, это была одноразовая вспышка смелости у неё. И всё же… когда она смотрит на меня, по глазам вижу, что нифига не одноразовая. Зрачки расширяются, сама хочет. Тогда что…
Бл*ть, она боится сделать мне больно.
— Хорош, нежничать со мной, птичка, я не стеклянный, — выдаю жестко, стоит мне поймать её взгляд на моих губах.
Совсем нет, ей только прижаться ко мне потеснее нужно, чтобы прочувствовать, насколько я твёрдый. Хотя… Сам резко дёргаю ближе, срывая с чувственных губ взволнованное «ох». Лина поднимает на меня взгляд и черт… Эта нежнейшая синева её глаз так жадно встречает мою тьму, что в сердце что-то простреливает. До одури крышу срывает.
Вся моя. Теперь вся.
Не берусь обдумывать, за что мне достаётся это сокровище. Кто принимает меня таким ненормальным, какой есть. Кто переживает за меня и бережёт такого отпиленного дебила. У жизни в принципе извращённое чувство юмора. Но зато могу кому угодно поклясться, что буду любить её так, как не один нормальный не сможет.
— Ну… — подталкиваю Лину, чтобы долго не размышляла. — Смирись уже, что я такой. Мне похеру на всё, когда ты рядом, Эвелина Крылова.
Спецом называю так, как мне нравится. Она Крылова. Птичка моя. И не отец точно сделает её Каймановой по-настоящему. Раз и на всю жизнь.
Лина улыбается и качает головой.
— Ненормальный.
Это ответ «да». Настаёт моя очередь улыбаться.
— Нормальный бы не сделал так.
Опомниться не даю, тут же задницу её двумя руками обхватываю и поднимаю вверх. Лина больше не сопротивляется, сама ногами обхватывает и тихо смеётся, качая головой. А я смех её ртом ловлю, в себя забираю, поглощаю буквально то, как она для меня открывается.
Каждый день теперь буду делать всё для того, чтобы она давала мне больше и больше себя.
Всю хочу. Каждый взгляд, каждую улыбку, каждую минуту.
Не уроню. Вот теперь я точно знаю, что никогда и ни за что не уроню.
Эпилог
Лина
Два месяца спустя
— Всё? — спрашивает меня Егор, стоя сложа руки у машины, когда мне остаётся дойти до него несколько метров.
Отрывисто киваю, мысли немного сбивчивые, после разговора с Крис. Иду почти на автомате, даже и не помню, как прошла путь от дверей универа до него. Но Егора устраивает и такой ответ, он вообще выглядит несколько нетерпеливым. Только пока ехали утром раз пять, наверное, спросил, во сколько у меня закончится экзамен. Уж не знаю, к чему такая с его стороны поспешность, это мне нужно было радоваться, что в этом году он последний. Хотя, возможно, если бы я просидела дома больше, чем полтора месяца, тоже радовалась всему, чему возможно.
Егор вообще в последние дни почти всегда улыбается.
Как и сейчас, когда чуть отступает от пассажирской двери, но стоит приблизиться тут же перехватывает за талию и тянет к себе.
— Ты знаешь, какая пытка, не иметь к тебе доступа три часа? — тянет он, утыкаясь мне в шею и глубоко вдыхая. А у меня мгновенно всё тело отзывается. Тает и слабеет, до дрожи в ногах. — Тебе срочно нужно тоже совершить какое-нибудь преступление, чтобы не могла от меня уходить под домашним арестом.
— Но твой то закончился, — протестую возмущённо, а Егор чуть отстраняется, чтобы посмотреть на меня.
— Поверь, птичка, если ты будешь двадцать четыре часа дома, я согласен даже для того, чтобы еды купить, не выходить оттуда, — сладко так лепечет, приближаясь к моим губам.
Дерзко целует, прикусывая губу, но тут же смягчает, проводя кончиком языка, от чего уже не могу удержаться, чтобы не выдать шаткий стон.
Это нечестно, у меня аж низ живота мучительно-сладко стягивает, что хочется сжать бёдра, а Егор даже жалеть не собирается, стискивает пальцами ягодицы и рывком к своему паху притягивает.
Чтобы мысли совсем растеклись.
Сама уже елозить начинаю прямо напротив его ширинки. Такой твёрдый, а я только и могу думать о мгновенно зарождающейся пустоте, молящей наполнить себя…
— Егор… — рвано, задыхаясь, прошу я и упираюсь ладонями в его грудь, чтобы дать себе немного пространства. В противном бы случае, разум точно не одержал вверх. — Мы на парковке, — напоминаю, облизывая распухшие губы.
Всё пытаюсь отыскать равновесие. Егор же поднимает голову и как-то угрожающе осматривается, будто отыскивает того смельчака, кто рискнул на нас посмотреть.
— Никто даже не смотрит, — выдаёт заключение, но я на это не ведусь, отстраняясь ещё дальше, и тогда он кивает. — Окей, но тогда нам позарез как надо побыстрее отсюда уехать.
Даже тут же поправляет мне узкую юбку и открывает для меня дверь, но стоит мне повернуться и поставить ногу на подножку, как тут же прилетает шлепок по попе. А когда оборачиваюсь, чтобы наградить его острым взглядом, всё, что делает этот наглец — подмигивает и дьявольски ухмыляется, прежде чем закрыть за мной дверцу.
После заводит мотор и выезжает с парковки. Смотрю на дорогу, но не спрашиваю, куда едем. С того момента, как Егору изменили меру пресечения, пока идёт расследование, мы почти не бываем дома. Кафе, парки, набережная, кино. Можем просто сидеть в машине на парковке у макдональдса, есть бургеры и картошку фри и смотреть какой-нибудь стендап на телефоне. Или болтать и смеяться, или