Пока не буду убеждён, что эту суку отсюда точно уберут, хрен я куда уеду. — Сопоставляй живо, отцу скорую, дрянь — за ворота. Усёк?

К моему задержанию подключается второй, Алексея собой загораживает.

— Сядьте в машину! — давит мне на плечо сотрудник.

Но я его игнорирую, пытаюсь выглянут из-за его мощной туши, как слышу:

— Не переживайте, всё будет сделано. Адвокат уже в пути.

Вот и нихрена он не в пути…

Сколько? Два дня так точно уже в потолок плюю. Распорядок один: допрос, обед, камера. Или нет, это что-то среднее между общественным туалетом и вокзалом.

Деревянная лавочка, подушки для таких гостей, как я, не предусмотрено, как и просьбы что-то съестное купить в их местном киоске (между прочем законное право, знаю, проходил), стол, скамейка, перегородка, толчок. Мизерное окошко и ублюдские то ли жёлтые, то ли грязно оранжевые стены.

Изолятор временного содержания на все пять звёзд в рейтинге самых у*бищных обезьянников.

И почему я не удивлён, что меня увезли на окраину города? Они бы ещё в соседний посёлок меня запихнули. Что, кстати, уже опровергает мои убеждения. Не так уж хорошо и постарались.

Права? Три «ха» просто. В принципе, другого я и не ожидал. Даже был бы разочарован, столько усилий и все по закону?

Ещё сутки помаринуют при себе, чтобы я все же написал чистосердечное по клубу, в придачу к причинению тяжкого вреда, так как этот урод капец каким живучим оказался, и я уверен, отправлюсь в СИЗО. С предупреждением, год накинут к двум, а вот с чистосердечным, что я стабильно дерусь на закрытом ринге… Плюс, ещё и владею им. С хорошим адвокатом пять, но что-то в последнем я уже начал сомневаться.

Звонков не разрешают, так что узнать, что с отцом, не могу. И это пугает, потому что тут вариантов немного: либо он пострадал хуже, чем я думал, либо он наконец сделал то, что обещал все последние года.

Опять же… запись. Я не просто так раскручивал стерву на разговор. Если отец покажет эту запись ублюдскому отцу-прокурору, то я имею огромный шанс отделаться условкой. И про клуб никто даже не узнает.

Но что самое хреновое — я не знаю, что с Линой. И это закручивает кровь каждый раз, как вспоминаю наши последние секунды. Потому что я — настоящий гандон: промурыжить девочку столько времени из-за собственной долбанной драмы, пробыть с ней пару дней и бросить на несколько лет?

Чую, без бронежилета к птичке в будущем лучше не приближаться.

А если она узнала, что всё это произошло, потому что я не научился пользоваться нормальными презервативами…

Твою мать, в голос заржать хочется.

Истерично, конечно же. В своей адекватности я искренне начал сомневаться часов так двенадцать назад, когда провёл тридцать шесть в разговорах с самим собой. Давно не рефлексировал, хотя точно стоило бы, может вовремя бы остановился. И не привёл себя сюда…

Этот потолок, мать его… смотреть на него уже невозможно, раза четыре сосчитал, сколько на нем трещин.

— Нравится вид, сынок? — звучит внезапно над головой, и я опрокидываю её, чтобы глянуть на отца по ту сторону решетки.

Ну надо же, бл*ть, само явление Христа народу. Выглядит, к слову, на твёрдую пятёрочку. Даже ещё лучше, чем тогда, когда видел его в последний раз. Немудрено, выспался, наверное, за все последние лет десять.

— Не особо, вот утром, когда солнце подсвечивало паутину, было самое то. А так… — кривлю губами, так и оставаясь в той же лежачей позе. Возможно только потому что моя спина стала настолько же деревянной, как лавка под ней. Боюсь, если двинусь, позвоночник рассыпется. — Жаль, что ты не приехал пораньше, вместе бы полюбовались.

— Прости, занят был, — не роняет планку отец, — полгорода обмотал, чтобы отыскать для тебя самые надёжные.

Чего?.. Но я даже бровь заломить не успеваю, когда в меня летит какой-то квадрат. А потом едва не лишаюсь костей руки, потому что сам забываю свои предостережения резко не двигаться, ловлю скользкую коробочку.

Верчу ее в руках несколько секунд. Чёрная, с единственным пером на упаковки.

— Издеваешься? — запрокинув голову обратно, спрашиваю отца. — Да я в киоске на остановке куплю надёжней, — не упускаю возможности ответить тем же. — К тому же, ты запоздал на годиков так восемь с разговором о пестиках и тычинках. Но ты можешь отблагодарить хорошим пожертвованием Браззерс, что они выполнили твою работу за тебя. А то им ещё не одно поколение воспитывать.

Отец усмехается.

— Нет, спасибо, увольте. Ещё десятки таких, как ты, и можно смело будет объявлять демографический взрыв.

— Ха-ха, — говорю вообще без смеха. Это может длиться бесконечно. — Ты пришёл поговорить о ситуации с рождаемостью? Так зря. Прости, я, как выяснилось, могу её только понизить.

Смотрю обратно в потолок, так и продолжая лежать. Единственное, на этот раз веселее — коробочку использую как мячик, подбрасывая воздух. Некоторое время оба молчим.

— Сколько сломано?

— Какой проницательный, — не выдержав, усмехаюсь. — Я, наверное, зря на тебя гнал столько лет. — Снова смотрю на него. — Этой реакции ты ждёшь?

Да ладно… я ведь попадаю прямо в цель. Отец выглядит так, будто пропускает первый в своей жизни удар. Вздыхает и прикрывает глаза.

— Егор… — а дальше слова не сразу подбирает. — Я всегда замечал, когда ты возвращался после драк домой. Но то было… обоюдно? А тут, — паузу, сглатывает, — гребанные черти.

Ну тут я не могу с ним не согласиться. Хотя конечно же, это не первые сломанные рёбра в моей жизни. И не самые болезненные, поэтому не исключаю, что это просто ушиб. По крайней мере, здесь мне вынесли вердикт — именно ушиб. С переломами им бы пришлось отправлять меня в больницу.

— Могу облегчить задачу. По медицинскому осмотру, я уже прибыл сюда такой. Так что, можешь не перебирать в голове, под какие статьи ты их подведёшь.

Отец чертыхается.

— Ублюдки пойдут по тем статьям, какими себя обеспечили, когда сказали адвокату, что тебя увезли в другое ОВД, не составили сразу протокол задержания, который, к слову, до сих пор пуст и ожидает твоего чистосердечного, не сообщили родственникам о задержании… И, поверь, это я только начал. Уверенные в защите Шевченко, они наделали столько ошибок, что им обеспечено лишение погонов. А самому Шевченко пора обзаводится адвокатом за преувеличение полномочий, злоумышленный сговор, подкуп и убийство.

Последнее слово буквально обрывается, будто это одна из самых тяжёлых вещей, что ему когда-то приходилось говорить. Я же… Ну а я как всегда веду себя, как последний урод. Поднимаю руки