На перекрестке, ближайшем к Лидиному дому, Дмитро Лукич притормозил.

Юрий Петрович не смог удержаться. Он откинул край простыни, прикрывавшей лицо Тани – Джуси Фрут.

Смерть своим непостижимым движением убрала с него страдание и сожаление – те чувства, которые были напечатлены на нем, когда Гордеев увидел погибшую красавицу возле расстрелянного вооруженными мужчинами лимузина.

Глаза Тани были закрыты, но при взгляде на нее казалось, что теперь она удивлена: не своей гибелью, а тем, что люди допустили в свою жизнь так много зла. И еще снисхождение и даже прощение к этому миру прочитал Гордеев в прекрасных чертах лица ее…

– Прощай, Таня! Прощай! – тихо произнес Гордеев и вновь опустил простыню.

Обнял Володю, пожал руку Дмитро Лукичу – и вперед!

Все.

Эмоции кончились, гордись, булавинская прокуратура!

Лида все основное время после приезда в Булавинск проводила дома, почти не выходя в одиночку за пределы квартиры. Вот и теперь, как и надеялся Гордеев, она была здесь, очевидно, лежала с книжкой или смотрела телевизор.

Почти вбежав в жилище Андреевых, Гордеев бросился к магнитофону, одновременно бегло пересказывая Лиде произошедшее у гостиницы.

Он решил переписать на другую кассету хотя бы часть ландышевских признаний, памятуя о том, как осложнило дело то, что запись Новицкого, очевидно, была без копий.

С Пантелеевым Гордеев должен был встретиться к вечеру, а до этого повидаться с Баскаковой. Они хотели собрать воедино все, накопившееся у них по булавинским делам, и, наконец, уже из Москвы добиться все же того, чтобы каждому в Булавинске было воздано по справедливости.

Хотя Юрий Петрович по-прежнему цепко помнил обстоятельства, при которых он отправлялся в вотчину тогда ему неведомых Вялина и Манаева, а это не обещало легкой развязки и в его родном городе.

Пантелеев обещал в ночь отправить его безопасным способом в Усть-Басаргино, однако теперь этот план, как говорится, с повестки дня снимался.

Гордеев попросил Лиду вечером уведомить Пантелеева и Баскакову, что он будет действовать по плану. Просто позвонить по телефону Баскаковой и сказать это. А Пантелеев будет звонить кому-то из них сам. Конечно, Юрий Петрович хорошо понимал, что Лиде не очень приятно общаться с Ларисой Матвеевной, но он знал и то, что, к сожалению, теперь пока приходилось забыть о деликатности. А уж если повезет, то все это отомстится…

Гордеев даже подумал было, что сейчас ему удастся полностью скопировать кассету и оставить ее для разработки Пантелееву.

Однако рановато он размечтался: Лида, которая настороженно расхаживала по квартире, прислушалась и бросилась к окну.

– Константинов!

Гордеев, выхватив из магнитофона воспроизводящуюся кассету, одним прыжком оказался рядом. У дома стоял синий «форд-эскорт», а вылезший из него длинный мужчина – Константинов – оглядывался по сторонам. Недолго оглядывался.

Через мгновение он устремился к подъезду, где жила Лида. К счастью, он был один. На этот раз фантазиям его воспаленного мозга не удалось получить поддержку, так сказать, в лице мордоворотов.

– Что делать? – бессильно выдохнула Лида.

– Оставайтесь здесь. Спрячьтесь за портьеру. Затаитесь.

Вылетев в прихожую, Гордеев закрыл два из трех входных замков.

Затем он, включив в ванной свет, побросал в ванну вещи, какие попались под руку, и открыл душ. После чего затаился в туалете.

Несколько раз прозвенел звонок. Затем Константинов начал стучать. Затем, как и рассчитывал Гордеев, Вячеслав Васильевич воспользовался ключами Андреева-отца.

Дверь открылась…

Гордеев словно слышал, как он крадется по коридору, как настораживается у двери в ванную. Конечно, господину адвокату повезло: осмотревшись, он увидел, что возле унитаза стоит довольно тяжелый металлический совок для мусора. Но, главное, он увидел, что в туалете находятся вентили на общих водяных трубах, отсюда шла разводка и в ванную. Недолго думая, Гордеев взялся за центральный кран и, меняя напор воды, мягко льющейся на вещи и создающей впечатление какого ни есть движения в ванной. Но и долго играться так не следовало, и поэтому он вовсе перекрыл поток.

Константинов клюнул.

Он распахнул дверь в ванную и с восклицанием: «Ну, красавица, что буд…» шагнул туда, но сообразить, что же произошло, не успел: сзади на него набросился, заламывая руки, Гордеев. От боли и неожиданности из руки горе-оперативника выпал пистолет, а господин адвокат уже уложил визитера на кафель и заковывал его в наручники, предусмотрительно им снятые с запястья Джуси Фрут. Затем он, взяв полотенце, аккуратно поднял пистолет, валявшийся рядом.

– Как интересно, – произнес он. – «ЗИГ-зауэр»! Вот кто, оказывается, стрелял в товарища Николаева!

– Сука! – заорал Константинов, забившись на полу.

– Вот как! – огорченно протянул господин адвокат. – Непрошеный гость, оказывается, хочет высказаться. Но это не сразу, не сразу. Показания вы дадите несколько позже. А пока…

И Гордеев, ухватив за волосы голову манаевского протеже, не без педагогической удовлетворенности затолкал ему в рот подобранную здесь же тряпку, использовавшуюся, очевидно, для вытирания пыли.

Он обернулся. Лида стояла и молча смотрела на поверженного врага. В руках она сжимала тяжеленную трость, которую Гордеев видел в квартире и раньше. В глазах был испуг.

– С вашим гостем все в порядке, – успокоил Гордеев. – Он явился к вам с тем, чтобы, очевидно, вернуть ключи, принадлежащие Борису Алексеевичу. – Юрий Петрович запустил руку в карман Константинова и с усилием вытащил оттуда связку ключей. – Пожалуйста. – Протянул ключи Лиде. – Однако вместо извинений почему-то прихватил с собой пистолет, из которого в пятницу на прошлой неделе был убит знакомый ему Николаев. Интересный поворот событий, особенно если учесть, что и сейчас товарищ Константинов держал этот «ЗИГ-зауэр» наготове… Так что, думаю, принятая им в настоящий момент поза должна способствовать умиротворению его воинственной натуры. И он должен сделать выводы, хотя пока еще не находится в СИЗО: смягчение его участи отныне находится в прямой зависимости от состояния здоровья известных ему Андреева Бориса Алексеевича и Новицкого Николая…

Гордеев замолчал.

Все, к сожалению, было не так уж здорово. Становилось понятно: теперь Лиде нельзя оставаться в Булавинске и в Москву придется выбираться вместе с ней. Но и этого червя тоже здесь не оставишь…

Он сделал знак Лиде, и они отступили на несколько шагов в глубь коридора.

– У вас есть ключ от чердака? – прошептал он Лиде прямо в ухо.

– Там, – показала Лида на крючки, где висела связка ключей.

Не удержавшись, Гордеев беззвучно поцеловал ее за ухом, почувствовал, как напряглись ее плечи в его ладонях.