надо решать с хозяином, иначе их выгонят с работы за продажу чужих книг, пусть и с выгодой.

Повалявшись немного, он встал, сходил в туалет, который он устроил в противоположном углу чердака в виде ведра из-под импортной побелки. Это ведро он выносил, по мере заполнения, на нижний этаж и выливал там, в отдалении от входа.

Однажды, одно ведро с нечистотами он вылил прямо у входа в подвал, из которого поднимался к себе на чердак: это было сделано для того, чтобы случайный посетитель, обшаривающий заброшенные дома, сразу столкнулся с грязью и неприятным запахом у входа и прекратил дальнейшее движение внутрь или, не дай бог, на чердак. Пока, как ему казалось, эта уловка действовала.

После туалета, он умылся из рукомойника, сделанного из пластиковой бутыли с отрезанным дном и прибитой гвоздем к чердачной балке. Вода наливалась сверху через отрезанное днище, и, чуть открутив крышку, можно было вымыть лицо и руки под тонкой струйкой воды.

Умывшись, Михаил Ефимович начал готовить свой завтрак, состоящий из лапши «Доширак», бутерброда с килькой и стакана чая. Трудности были с подогревом воды, но, как уже говорилось, он – почти химик по образованию, приспособился использовать для подогрева воды сухое горючее в таблетках, продававшееся в хозмагазинах по умеренной цене.

Налив с пол-литра воды в жестяную банку, выброшенную строителями и отмытую его усердными руками, он достал из пакета одну таблетку горючего, положил её на лист кровельного железа, оставшийся на чердаке, может быть ещё с постройки дома сто лет назад, поджег эту таблетку зажигалкой и, прихватив банку с водой тряпкой за отогнутую крышку, стал держать её прямо над сиреневым пламенем, пока таблетка не прогорела полностью.

Вода, конечно, не вскипела, но была достаточно горяча, и он залил этой водой пластиковый лоток с лапшой, а остаток вылил в кружку с пакетиком чая. Завтрак был готов.

Перекусив, с аппетитом, он сполоснул кружку и убрал её вместе с жестяной банкой на отведенное место. Михаил Ефимович любил порядок и чистоту и старался, по возможности, поддерживать их при любых обстоятельствах. Закончив трапезу, он снова прилег на заправленный лежак, размышляя, чем заняться далее.

Было девять часов утра. Солнце уже успело накалить крышу и тепло струилось по чердаку, прогревая все его уголки. Если так пойдет и дальше, то к полудню здесь станет невыносимо жарко и душно, что являлось недостатком его жилища, однако летние жаркие солнечные дни бывали в Москве нечасты – гораздо чаще на чердаке было прохладно, особенно по ночам, и приходилось кутаться в теплое одеяло: как человек, выросший на юге, Михаил Ефимович гораздо хуже переносил холода, чем жару.

– Если так тепло с утра, то почему бы не устроить банный день – как раз прошла неделя с предыдущего помыва его бренного тела, – подумал Михаил Ефимович и начал готовиться к процедуре очищения от грязи и запахов.

Главное здесь: не пропускать банный день больше, чем на неделю, иначе, пропитаешься кислым запахом немытого тела, и от этого запаха невозможно будет избавиться, и прощай торговля книгами: кто купит книгу у бомжа

Вначале, Михаил Ефимович побрился безопасной бритвой «Жилетт», смочив лицо холодной мыльной пеной и глядясь в небольшое зеркальце, висевшее рядом с рукомойником.

Затем он достал из своего угла две широкие низкие кастрюли, которые достались ему за банку кильки от бездомных соратников, собиравших металлический хлам для последующей сдачи в пункты приема.

В большую кастрюлю он положил две таблетки горючего, налил воды в меньшую кастрюлю, зажег горючее и повесил кастрюлю с водой над огнем, так, что всё тепло от горящих таблеток обтекало её снизу и с боков, подогревая воду. Когда таблетки догорели, он повторил процедуру ещё раз, пока вода не стала достаточно горячей.

Тогда он разделся донага, взял с натянутой веревки три тряпки, смочил одну из них в горячей воде и тщательно протер этой тряпкой всё тело. Затем он повторно намочил тряпку, намылил её и этой мыльной ветошью снова протер всё тело.

Взяв вторую тряпку, он также смочил её в теплой воде и, не отжимая, протер своё намыленное тело сверху вниз, наблюдая, как струйки мыльной воды стекают по ногам и поглощаются керамическим утеплителем, толстым слоем покрывающего весь чердак: слой голубиного помета он убрал с этого места, чтобы избежать запахов выгребной ямы.

Наконец, Михаил Ефимович взял большую сухую тряпку и насухо вытерся. Помывка тела была закончена.

В остатке теплой воды он вымыл голову с мылом и прополоскал волосы в холодной воде, завершив этим банную процедуру.

Использованную теплую воду он не вылил, а простирал в ней рубашки, бельё и носки, накопившиеся в грязном белье с предыдущего омовения. Прополоскав постирушки холодной водой, налитой в большую кастрюлю служившую очагом, он развесил бельё и тряпки на веревку, натянутую между стропилами, для просушки.

Всё это он проделал, будучи абсолютно голым, чтобы высохнуть окончательно и не вспотеть в нагретом воздухе чердака – вот почему для помывки он выбирал день по– теплее.

Обсохнув, Михаил Ефимович одел чистое бельё и рубашку из своего гардероба, сложенного в углу и обнюхал свои руки и плечи: тело пахло свежестью и мылом, без примесей запаха бездомности, разившего от его приятелей – бомжей, когда он посещал их жилище.

Гигиенические дела заняли часа полтора, и было самое время попить чаю и идти на работу – то есть торговать книгами на тротуаре, чтобы заработать себе на пропитание. Михаил Ефимович снова разогрел воды, организовал кружку чаю и бутерброды, с остатками кильки в томате от утренней трапезы, поел и стал собираться.

Новые книги, принесенные вчера, он решил оставить здесь, а торговать сегодня теми, что остались в жилище его товарищей: может быть, и они принесли ещё что-нибудь из своих походов по мусоркам и свалкам, но для этого следовало зайти к ним.

Надев костюм, и аккуратно подоткнув куском рекламного полотна свой жилой уголок, чтобы он не бросался в глаза, если кто –нибудь, случайно или с умыслом, заглянет на чердак, он спустился вниз по лестнице, обошел нечистоты и вышел из дома в приподвальную дверь, которую, как всегда, прикрыл куском шифера, чтобы создать впечатление заброшенности этого места.

Ступив на лестницу, ведущую на поверхность, он приподнял голову и осторожно огляделся: возле дома и поодаль никого не было. Тогда, быстро поднявшись, он завернул за угол и зашагал по тропинке походкой прогуливающегося человека, чтобы не привлекать к себе внимания.

Он очень дорожил своим летним жильем на чердаке и опасался его разорения местными алкашами