Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над Альгамброй не было дыма. Дом в сыром полумраке выглядел холодным и неприветливым. Ставни были закрыты, белая краска выглядела такой же серой и мрачной, как шероховатые полоски мха, развевающиеся на ветру между деревьями.
От долгого сидения в одном положении ноги Кэтрин свело судорогой, поэтому, сходя с лодки, она пошатнулась. Али поддержал ее, затем повернулся к двум индейцам и протянул им плату. Они приняли ее, удовлетворенно закивав, но, когда их попросили подождать, взглянули на дом и без церемоний отчалили от берега, стремительно удаляясь.
На одну неосторожную секунду темно-карие глаза Али встретились с взглядом Кэтрин, и она прочла в них какое-то беспокойство, не имеющее отношения к личной опасности. Она улыбнулась, внезапно ощутив прилив мужества. Подняв юбки над покрытой инеем травой, она быстрым шагом направилась к дому. Идти было неприятно. Ее колени дрожали от болезненной слабости, объясняемой не только сидением, в спине покалывало, словно она ощущала сотню наблюдающих за ней глаз.
Сухие скрученные бурые листья лежали на ступеньках и переносились ветром по полу галереи. Их шелест под ногами, когда она задевала их юбками, действовал ей на нервы, так же как неожиданный скрежет петель при открытии входной двери.
— Скажи мне ради бога, что она здесь делает? — спросил Рафаэль у Али.
— Думаю, мой муж, что ты обращаешься не к тому человеку, — вмешалась Кэтрин.
Он, казалось, не слышал.
— Ты должен убрать ее отсюда, немедленно.
— Как, Maître? — спросил Али, не отводя глаз. — Лодка ушла.
— За домом пасутся две лошади.
— Болотистая дорога небезопасна, Maître, даже если бы я мог вас оставить.
— Вы можете обсуждать это сколько угодно, раз это доставляет вам удовольствие, — твердо сказала Кэтрин, — однако я не намерена уходить, тем более что это будет означать побег, судя по вашим словам. Как бы то ни было, но мне хотелось бы пройти в дом. Я устала и замерзла.
Казалось, Рафаэль готов был отказать ей, но затем неохотно сделал шаг назад, позволив им войти.
На полу в коридоре остывала большая латунная жаровня. Кэтрин подошла к ней, с благодарностью протягивая руки к теплу. Поглощенная этим занятием, она все же отчетливо осознавала, что Рафаэль, закрыв дверь на засов, идет к ней. Темные круги под его глазами выдавали усталость от нехватки сна, а в остальном он выглядел здоровым. В линии его плеч угадывалась большая сила, а в движениях — осторожность. Разгневанно прищурившись, он, однако, не мог полностью скрыть жестокий огонек ожидания чего-то важного. Он к чему-то готовился. На столе рядом с дверью лежал набор ружей, пистолетов, охотничьих обрезов, мушкетов — все заряженные, а рядом — несколько рогов пороха и мешочки с пулями.
За толстыми стенами дома ощущалась гнетущая тишина. Прошло какое-то время, прежде чем Кэтрин поняла: это объяснялось еще и тем, что прекратилась барабанная дробь.
— Ну? — резко прозвучал голос Рафаэля в тишине.
Во время того бесконечного путешествия Кэтрин придумывала, что ему скажет. Жаль только, что она не потратила больше времени на запоминание этого.
— Тебе не нужно обращаться со мной, как со злоумышленником, вторгшимся в твои владения, — сказала она, защищаясь. — У меня ведь есть право находиться здесь.
— Ты выбрала неподходящее время напомнить об этом.
— Я могла сделать это и раньше, если бы мне позволили.
Его ресницы опустились и снова поднялись.
— Я думал, твой взгляд устремлен на Кипарисовую Рощу.
— Я поняла, что не смогу заменить там Фанни в качестве хозяйки. Джилс уехал. Если он когда-либо и вернется в Орлеан, то очень нескоро.
— Значит, хорошо, что у тебя есть муж, к которому можно обратиться за помощью.
Кэтрин, чувствуя, что насмешливое замечание ранит ее в самое сердце, понимала, что вновь начинает сомневаться, как и предупреждал Али. Быстрый взгляд на темное, ничего не выражающее лицо лакея ничем не помог.
— Да, а разве не так? — сдержанно согласилась она. — И сейчас, раз уж я здесь, возможно, ты расскажешь мне, как обстоят дела.
В сумраке закрытой ставнями комнаты его лицо осветила мрачная улыбка.
— Все ушли. Рабы с плантации со своими семьями ушли вчера утром, слуги по дому, даже Кук и ее дочери, сбежали минувшей ночью. Не думаю, что они были мятежниками, — просто побоялись не присоединиться к другим. Впрочем, результат такой же.
— Но куда? Чем они занимаются?
— Они ушли вглубь болота, к повстанцам. Мне говорили, что они почти все время кричат о своем недовольстве, танцуют за единство и храбрость, изо всех сил стуча в барабаны, — и объединяются в группы, наподобие гаитянских масс.
— О боже, — прошептала Кэтрин.
— Ты думала, что будет все, как в прошлый раз — несколько недовольных мятежников, которых можно разогнать после первой смерти? Так легко не получится…
— Месье Раф?
Лицо Али с тонкими чертами приняло сосредоточенное выражение. Через секунду он бесшумно подошел к окну и слегка отодвинул портьеру. Через тонкую щель Кэтрин увидела на дальней стороне двора волну черных фигур. То тут, то там над их головами горели факелы. Они продвигались к передней галерее. Тишина в их рядах была зловещей. Неужели они все это время прятались среди окружающих дом деревьев? Значит, у нее не просто так кололо между лопатками? По ее телу пробежала внезапная дрожь. Она решительно подавила ее, крепко сжав перед собой руки.
Раф повернулся и уверенным шагом направился к входной двери.
Кэтрин открыла рот, но сразу же закрыла: у нее нет права возражать. Вкус крови заставил ее осознать, что она прикусила губу.
Петли пронзительно завизжали, когда дверь резко распахнулась. Али спокойно подошел к столу с оружием. Осторожно ступая, Кэтрин стала рядом с ним. Был жаркий день, когда она, тетушка Эм и Джонатан упражнялись в стрельбе по черным комкам на дереве, где сидели грифы. Дай-то бог, чтобы она не забыла, как это делается, и рука не дрогнула. Она уже однажды сгоряча ударила человека ножом. Если ее спровоцируют, то она запросто сможет выстрелить. И пока эти мысли носились, как мыши, в ее голове, она не отводила глаз от мужчины, широким шагом идущего к галерее, словно толпа внизу собралась по его приказу.
Его голос, поднявшись над бормотанием толпы, звучал уверенно.
— Кто у вас главный? Пусть выйдет вперед.
Выступил один мужчина. Это был громадный негр, с выпяченной грудью и спутанной бородой. В левой руке он держал мушкет, правая была отрублена: в некоторых странах отрезание правой кисти было обычным наказанием за воровство. Он ничего не говорил, но его воинственная поза была достаточно красноречива.
— Какова причина вашего раздора со мной? — спросил Раф. — Объясни отчетливо, и мы поговорим об этом как мужчины.