Марина молчала, изучая в зеркале её отражение. Странная. Недавно рыдала дурниной, а теперь сидит и отстраненно улыбается, просверливая в ней дыры. И фиг поймешь, что там у неё на уме. Аж передернуло от непонятного предчувствия.

Возможно, Юля сама виновата? Возможно, её реакция видится со стороны как-то иначе? Если бы на месте Вала оказался кто-то другой, как бы она восприняла новость? Так же остро и болезненно или как-то иначе? Тяжело ответить. Душа болела за племянницу, а вот сердце захлебывалось в крови, боясь даже представить, как это всё было между ними.

— Ты ещё долго будешь молчать? — не выдержала, изнывая от пагубных мыслей. И так нервы были ни к чёрту, а тут ещё и эта тишина. Любой бы вспылил. — Что значит, «использовал»?

— А ты с какой целью спрашиваешь? — резанула её взглядом Марина, запахнув на тонкой талии полы халата.

— В смысле? — не поняла. Хорошо, что прижималась к стене, пряча за спиной дрожащие руки.

— Ну, ты ведь у нас писательница, мало ли, вдруг для очередной истории интересуешься. Со всеми подробностями там, описанием интима.

— Ты в своем уме? Какая история? — она сейчас серьёзно или прикалывается? — Ты врываешься в мой дом босиком, заплаканная, помятая, заявляешь, что тебе использовали и, закрывшись ванной, ждешь, что я спокойно позову тебя на кухню пить чай, будто ничего не видела?

Марина потупила взгляд, смахнув с лица начавшие катиться градом слёзы. Ну вот, прорвало наконец.

— Прости, я не хотела тебя обидеть. — И добавила более миролюбиво: — Ты единственная, с кем я могу поговорить и поделиться наболевшим. Ты моя самая близкая подруга и… мы ведь как сестры, правда?

Юля осторожно улыбнулась. Конечно, как сестры, она ей никогда не желала зла.

— Может, пойдем на кухню? — предложила Марина, вздохнув. — А то неудобно тут как-то.

Пока Юля накрывала на стол, радуясь, что появилась возможность хоть как-то спрятать охвативший каждую клеточку мандраж, девушка задумчиво смотрела в окно, периодически вытирая слёзы. Юля решила на напирать, захочет — сама расскажет. Видно же, что хреново, пускай для начала и правда успокоится.

Племянница без особого желания поковырялась в предложенной еде, сделала несколько глотков горячего чая и скривившись от боли, продемонстрировала налившиеся багрянцем запястья.

Юля замерла, будучи не в силах отвести от них взгляд. Знакомое состояние, знакомые ощущения. У неё тоже были такие отметины, но… Не мог Вал так поступить! Он мог быть кем угодно, но только не насильником.

Чтобы унять гуляющую по телу предательскую дрожь, обхватила себя руками и внимательно посмотрела на Марину, ожидая объяснений.

Та тяжело вздохнула:

— Вчера я, Машка и Славка и ещё несколько парней поехали в «Ингул» развеяться. Всё было хорошо, пока они не напились и не стали сходить с ума. Я уже собиралась домой, когда увидела Вала и… — опустила глаза, затеребив поясок. — Ну… в общем… слово за слово там… ничего интересно, но он… кхм… пригласил меня за свой столик.

— Он был один? — прохрипела Юля, не узнавая в надломленном хрипе собственный голос.

— Нет, с друзьями. Они отмечали его день Рождения и ещё собирались потом заглянуть в «Приват», но Валу вдруг стало плохо, он был изрядно пьян, и я упала ему на хвост, попросив отвезти меня домой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Юля напряженно кивнула головой, мол, продолжай, я внимательно слушаю. Пока всё было не так уж и страшно. Правда, упоминание о стриптиз-клубе неприятно царапнуло по сердцу. Но это такое, с этим жить можно. Вал свободный мужчина, они не клялись друг другу в верности, так что скатертью дорожка.

— В машине его совсем развело, и я решила… что будет лучше, если сначала помогу ему, а сама потом как-то доберусь домой.

Вот-то тут Юля хмыкнула. Ещё бы. Нужно быть полной дуррой, чтобы упустить такой шанс, а Марина дурой никогда не была.

— И-и-и? — натянулась до предела, затаив дыхание. Не могла сказать, что испытывала больше: сострадание или раздражение. С одной стороны — племянница как бы, должно быть жаль и всё такое, а с ругой — чего уж там — соперница. Да-да, именно соперница. Потому что если любовь была под запретом, то испытывать ревность ей никто не запрещал.

— Я помогла открыть дверь, а потом… он сказал, что соскучился. Представляешь?

Юля пошатнулась. В голове не укладывалось просто. Как автор многочисленных историй, она уже выстроила в голове предполагаемый сюжет, знала, что будет дальше, но чтобы вот так? Чтобы Вал сказал такое?

— Я была на седьмом небе от счастья. Он так целовал… да меня в жизнь так никто не целовал.

— И ты осталась… после всего что было, — скорее подытожила, нежели спросила Юля, закусив до крови губу.

— Конечно, осталась! — фыркнула Марина. — Ты не представляешь, что это была за ночь. Если бы не его состояние — точно бы не уснули до утра. А какие слова он шептал!! И что хочет меня, и любит. Кстати, спасибо за духи, Вал оценил, — усмехнулась сухо, не сводя с Юли заплаканных глаз. — Обязательно прикуплю такие же.

Почувствовав бешеный укол ревности, Юля подошла к окну и, отыскав глазами сына, смогла-таки опомниться. Чё-ё-ёрт! Зачем же так изводить себя, а? Разве не сама отключила телефон, разорвав единственную связь? Сама. И видимо, вовремя, потому как Дударев не слишком-то и переживал. Умело нанес удар, чего уж там. Прошелся по ней асфальтоукладчиком по имени Марина и ясно дал понять, что оставленный Юлей посыл достиг адресата. Гад! Неужели девушек вокруг мало? Обязательно с Мариной спать?

— Ну и как же он использовал тебя? — приподняла насмешливо бровь, испытывая к себе презрение за просочившийся сарказм. — Кажется, вы достаточно неплохо провели время. И соскучились друг по дружке, и в любви тебе признались.

Так и знала, что не способен Вал на насилие. В*ебать — да. Поиграть с чувствами — пожалуйста. Дура! Да они с Мариной два сапога пара. Он недолго горевал (что совсем неудивительно), а племянница не упустила возможности перемотать пластинку на самое начало.

— Так он, сволочь, как только открыл зенки, сразу выставил меня за дверь! Как трах… — спохватилась, увидев, как побледнела Юля, — в общем, когда чесалось в одном месте, так проблем не было, а как признать, что облажался — так сразу за дверь. Козел, чуть руку не сломал, — заявила обижено, потирая запястья.