Смита — тот мог наставить юного музыканта на путь истинный. В огромном мегаполисе Чарли Паркер нашел работу: за 9 долларов в неделю он мыл посуду в гарлемском клубе. По счастью, в этом же заведении выступал пианист Арт Тейтум, который научил 19-летнего Чарли Паркера играть соло.

Молодой саксофонист участвовал в каждом джеме, на который мог попасть. Впрочем, они ему быстро наскучили из-за стереотипных смен аккордов. В музыке ему слышалось что-то новое и невероятное, но он не мог этого сыграть. Откровение снизошло холодным вечером в декабре 1939 года, во время джема на тему песни Cherokee. Чарли Паркер вдруг осознал, что он может сыграть то, что звучит у него в голове, выстраивая мелодию из верхних интервалов аккордов и придумывая на этой основе новые гармонии. Это стало толчком для целой музыкальной революции, в ходе которой джаз ушел далеко от стандартов свинга и получил огромные возможности для развития.

Чарли Паркер тем временем выступил в легендарном клубе Savoy Ballroom в составе оркестра из Канзас-Сити — это было его первое настоящее выступление в Нью-Йорке. С ним рядом был Диззи Гиллеспи — неунывающий трубач, с которым Чарли Паркер познакомился в декабре 1941 года в Канзас-Сити, когда тот приехал в город на гастроли с биг-бендом. Молодые экспериментаторы стали друзьями не разлей вода. Парочка переходила из оркестра в оркестр, пока не составила ядро оркестра вокалиста Билли Экстайна, где состояли такие изобретательные музыканты (и продолжатели дела Чарли Паркера), как трубач Фэтс Наварро, саксофонист Декстер Гордон и барабанщик Арт Блейки.

Работа работой, но всем музыкантам хотелось сыграть что-то для души. На Пятьдесят второй улице было полно джазовых клубов, но в них пока играли в основном свинг. После завершения официальных концертов музыканты собирались на джемы в нью-йоркские клубы Minton’s Playhouse и Monroe’s Uptown House. Здесь царила неформальная атмосфера, и музыканты мерились силами в продолжительных джазовых битвах, а Чарли Паркер и Диззи Гиллеспи оттачивали свою технику. У многих музыкантов происходящее вызывало любопытство, но выйти на сцену с корифеями решались не все: новое направление, названное бибопом, подразумевало головокружительную скорость исполнения и импровизации-каскады на основе ломаных, странных аккордов.

1945 год стал для бибопа поворотным. Чарли Паркер вместе с Диззи Гиллеспи начал активно популяризировать свой стиль и образовал собственный малый состав (чью игру можно услышать, например, на уникальной, найденной шесть лет назад концертной записи в нью-йоркском Таун-Холл). В рамках работы для лейбла Savoy 26 ноября 1945 года Паркер и Гиллеспи пришли в студию звукозаписи, где записали Ко-Ко, одну из важнейших пьес в истории американской музыки. Ее основа — та самая тема Cherokee, во время переработки которой Чарли Паркер впервые нащупал метод бибопа. С выходом Ко-Ко бибоп превратился в культурную силу: одной своей пьесой Птица породил новое мышление среди музыкантов и слушателей.

Это была явно музыка не для всех. Многие критики и ветераны свинга приняли ее в штыки, отказывались считать джазом (и вообще музыкой). Но молодые музыканты, плененные игрой Птицы, стремились постигнуть придуманный им язык и новое представление о ритме и гармонии. К сожалению, его последователи копировали не только приемы Чарли Паркера, но и его образ жизни, в котором большую роль играл героин: он пристрастился к наркотикам еще в юные годы, когда после автомобильной аварии ему вкалывали морфий. Ради денег на зелье Птица записывал множество шедевров, выступал на улице (прохожие даже не знали, что перед ними человек-легенда!), залезал в долги, брал кредиты под залог своего имущества и сдавал в ломбард саксофоны. Когда же с наркотиками было туго, он заливал в себя литры спиртного.

В декабре 1945 года бибоп добрался до Голливуда, где состав Чарли Паркера получил ангажемент в ночном клубе. Группа вылетела в Нью-Йорк — кроме самого Птицы, который обменял свой билет обратно на наличные и остался в Калифорнии. Деньги ему были нужны на наркотики, и ради них же он записывался для Dial Records. Запись Чарли Паркера была для студийного персонала настоящим испытанием. До прихода в студию 29 июля 1946 года Птица выпил литр виски: в одной пьесе он пропустил большую часть своего квадрата, потом начал играть мимо микрофона; для записи следующей мелодии продюсер придерживал Паркера, чтобы тот не упал. Когда саксофонист в очередной раз замешкался во время своего соло, трубач в отчаянии крикнул ему Blow! («Дуй!»), и этот момент сохранился на пластинке. Несмотря на экстремальные условия (а может, и благодаря таковым), эти записи считаются непререкаемой джазовой классикой.

Этой же ночью Чарли Паркер выпивал в отеле. Несколько раз он выходил в фойе отеля голым и просил разрешения позвонить по телефону, в итоге менеджер запер его в комнате. Тот уснул с сигаретой в руке, поджег матрас и, почуяв дым, выбежал из отеля в одних носках. Все это привело к нервному срыву и госпитализации музыканта, но в апреле 1947 года посвежевший и вроде бы выздоровевший Птица снова был в Нью-Йорке. К этому времени радикальная музыка, которую он создал, звучала везде. Первые месяцы в Нью-Йорке были триумфом, и Паркер воспользовался славой, чтобы запросить большие гонорары и создать собственный квинтет, в который входил молодой трубач из Сент-Луиса Майлз Дэвис.

Пластинки Чарли Паркера расходились неплохо, на Пятьдесят второй улице даже открылся ночной клуб, названный в его честь Birdland, где он регулярно выступал. В 1949 году сбылась еще одна давняя мечта Птицы: с помощью продюсера Нормана Гранца он записал два альбома со струнной секцией, очень любимые самим саксофонистом, на которых он играл более мягко и экономно. Это был настоящий коммерческий успех, но сам Чарли Паркер снова был в поиске. Он попробовал латиноамериканские ритмы, заинтересовался сложными гармоническими построениями Игоря Стравинского, шумовыми экспериментами Эдгара Вареза и наработками Гюнтера Шуллера по скрещиванию классики и джаза. У Вареза он даже собирался брать уроки.

Выйти на новые музыкальные горизонты Птица так и не успел: огромные дозы героина и галлоны выпитого виски предъявили счет. Успехи как будто еще сильнее обострили отношения Чарли Паркера с окружающим миром. Он впадал в ярость, мог даже неожиданно уйти со сцены: в результате в клубы его пускали все реже, и с работой было туго. Деньги стремительно таяли, зато копились долги — Птица дважды пытался покончить жизнь самоубийством. Смерть от цирроза печени и язвы желудка (последствия пагубных привычек) настигла его в апартаментах именитой поклонницы, баронессы Панноники де Кенигсвартер, когда он смотрел телевизор. Доктор в морге счел, что ему под шестой десяток, хотя Чарли Паркеру было всего