– Человек не тень от тени, а порождение дэвов. А те, в свою очередь, одушевленная тень, – поспешила уточнить фея.

– Всякому знающему человеку ведомо, что Великий Творец, воплощенный в солнечном лике, создал род людской, дабы тот ежечасно славил его и радовался жизни. А до того он сотворил фей, дабы те помогали ему в задуманном Великом Деянии. Дэвы – это те же люди, только похищенные во младенчестве и воспитанные горными духами. А в драконов, в назидание и для исправления, превращаются сыны человеческие, ежели нарушают предвечные законы и при жизни земной кичатся алчностью и коварством. И коли, прожив драконью судьбу, они взоры к солнышку ясному обернут, то в ином рождении вновь людьми сделаются.

– Если они глаза к солнышку обернут, – возмущенно перебила ее фея, – то лететь не смогут, потому как оно их слепить будет! А вот хотела бы я знать, кто тебе такими глупостями голову забивает?

– И ничего это не глупости! – надула губы наследница престола. – Так оно и есть! Мне о том Громобой Егорьевич сказывал. А он почем зря болтать не станет. Творец солнечным ликом на нас смотрит и все знает. И каждому от него воздаяние по заслугам.

– Вот же…

Я примерно представлял себе, что хотела сказать фея, но узнать это доподлинно было не суждено, поскольку до этого молча правивший конем боярин Злой Бодун, остро переживавший перипетии рассказанной Делли истории, нежданно-негаданно возбудился и, обведя всех победным взглядом, глубокомысленно изрек:

– А я знаю! Они облучились!

– Кто? – не понял я. – Драконы?

– Нет, дэвы. Не, ну в натуре сам прикинь! Эти ж какли восьминогие конкретно радиоактивными были, а те лохмачи чисто возле них терлись, потому и облезли. У меня корефан есть, на подводной лодке служил. Так у него после службы голова что колено, только с ушами.

– Какое колено? С какими ушами? – В голосе Маши звучал праведный гнев. – Разве я похожа на такое непотребство?

– Не-а, – покачал головой Вадюня. – Ты на эту похожа, она еще в «Дальнобойщиках» снималась. Только у нее волосы рыжие. Она там докторшу играла.

– Я?!

Насколько мне помнилось, по части вспыльчивости и крутого нрава у принцессы была дурная наследственность. Во всяком случае, о ее августейшем батюшке в Торце говаривали с любовью и опаской. В минуты раздражения этот добродушный властитель был скор на расправу и тяжел на руку. А ежели в руке оказывался какой-нибудь колюще-режущий предмет, все, прячься под лавку.

Подручных средств у Маши, к счастью, не было, но неподалеку, лишь протяни руку, виднелся крыж меча Вадюни, так и не понявшего, чем, собственно говоря, он оскорбил юную красавицу. Для любой его подруги сравнение с телезвездой, пожалуй, звучало бы комплиментом. Но только не для принцессы, как водится, единственной и неповторимой. Ситуацию надо было спасать, чтобы не разнимать спустя считанные минуты ее фигурантов. Я беспомощно огляделся вокруг, ища то, на что можно было бы переключить внимание сцепившихся приятелей…

Уж и не знаю, солнышко ли ясное подсуетилось в заботе о своих неразумных детях или же опекающий эту территорию бог Нычка с чадами и домочадцами позаботился о предотвращении кровопролития, но факт остается фактом. По дороге прямо на нас, приволакивая ногу и подвывая, двигалось существо, почему-то отсутствующее в космогоническом повествовании Делли и Машиной контраверсии, но, несомненно, имеющее место быть в этом мире.

– Посмотрите-ка, – я приложил руку козырьком к глазам, – а это, часом, не Переплутень?

Существо, уныло бредущее навстречу, вне всякого сомнения, было Переплутнем. Но, похоже, в недавнем прошлом кто-то сильно усомнился в магических свойствах его голоса. Кроме заметной издали хромоты, наш речистый сокамерник носил на морде явные следы неравной схватки, и обрывок аркана вокруг шеи, болтавшийся точно галстук, смотрелся весьма нелепо на его собачьей груди.

– Ну что, – фея обвела нас взглядом, – затыкайте уши.

– Может, чисто на скорости проскочим? – глядя на приближающегося побрехушку, задумчиво предложил Вадюня.

– Давай, – согласилась фея.

– Нет, – покачал головой я. – Лучше уж как под Саврасовым Засадом. Мы затыкаем уши, а ты, Делли, записываешь речь Переплутня на диктофон. Надеюсь, он у тебя с собой?

– А как же! – гордо заявила кудесница, доставая из седельной сумки подарок Вадюни. – Да только к чему нам его россказни? Пусть себе шагает.

– Россказни, может, и ни к чему, – пожал плечами я. – А может, на что и сгодятся. Что-то тут странное…

– Что же? – поинтересовалась фея.

– Пока точно объяснить не могу, – отозвался я. – Но сама посуди, Переплутня ловят регулярно, однако же, по твоим словам, никогда не избивали. А здесь такое ощущение, что он пережил хорошую трепку. К тому же еще эта веревка на шее…

– Зачем он мог кому-то понадобиться? – изумилась кудесница. – Тварь-то суть бессмысленная!

– Честно говоря, я вижу только одного клиента, делающего из подобных тварей что-нибудь полезное для общества. Это мурлюки.

– А им-то он зачем?

– Да уж придумают. Вкатят ему вашу минералку, и станет он не Переплутень, а средство массовой информации, – ударился я в пророчества. – А что, и послушать интересно, и оказывает глобальное воздействие. Тут главное – правильно задать вектор.

– Про вектор я не поняла, но возможно, ты прав, – согласилась фея, проверяя наличие кассеты в диктофоне. – Ладно, закрывайте уши! Он уже совсем близко.

Переплутень брел, не разбирая дороги, да, судя по внешнему виду, и не особо имея возможность ее разбирать. Оба глаза несчастного болтуна были подбиты и теперь смотрелись узенькими щелочками на его тощем лице. Бормоча что-то себе под нос, бедолага влачился, куда болезненно падал его взгляд, покуда не наткнулся на замершего в ожидании Феррари. Осознав, что впереди препятствие, и конские ноги вполне могут предполагать наличие всадника, бедная животина испуганно взвыла и отпрянула в сторону, припадая на раненую лапу.

Дальнейшее мы слышать не могли, однако приветствие Делли явно успокоило ее старого знакомца. Несколько минут спустя, когда подкормленный феей подранок уже шкандыбал дальше, мы вволю могли насладиться витиеватыми изысками его поэтической мысли.

– Пронзила грудь стрела небесной выси из желтой рвани кровь зеленых жил. И мрачно смотрит вспоротая сила, и шевелятся многих ног ужи. Сомкнулся ряд, убитых старцев руки взметнулись ввысь, они плетут аркан, но лица их закрыты пеленою. Предел железный – Вести не предел! Не упадут, не возродятся снова их слезы отвердевшие с вершин. Но сила их окрепла многократно, их слышен шаг и поступь вслед за ним. Страшитесь! Устрашайтесь! Берегитесь! Все замерло. Но полон жизни тот, кто принял смерть небесною стрелою и мертвой кровью камня оживлен.

– Не, ну не круто ли! – выслушав вдохновенные подвывания Переплутня, уважительно вздохнул Вадюня с видом тонкого ценителя высокого искусства стихосложения. – В натуре круто! Особенно про слезы клёво, что они чисто не возродятся. А об чем это он?