Джаспер спускается по лестнице из квартиры Трикс, направляясь к Графграверсграхту. К десятому или двенадцатому лестничному пролету он начинает понимать, что его тело все еще в кровати, на четвертом этаже, но во сне он приближается к подземному туннелю. Там ждет старуха. Она подносит палец к губам – ш-ш-ш! – показывает на отверстие в стене. Джаспер заглядывает в него. За стеной – склеп, или каземат, или и то и другое. Тук-Тук, в церемониальном облачении, сидит на китовой челюсти: в одной руке у него нож, в другой – берцовая кость. Кость испещрена зарубками. «Как Робинзон Крузо, – думает Джаспер. – Ведет счет дням на необитаемом острове». Их взгляды встречаются. Внезапно срабатывает какой-то механизм, и Джаспер с Тук-Туком меняются местами. Теперь Джаспер – узник в самом глубоком подземелье Тук-Тукова разума, откуда не спастись и не сбежать. Даже в смерти оттуда не выбраться. Глаз за стеной – Тук-Туков глаз – исчезает. Джаспер остается в одиночестве, и теперь ему целую вечность придется водить ножом по кости, как смычком по скрипичным струнам…

…и в голове Джаспера раздается пронзительный визг металла. Он просыпается в постели Трикс под скрежет трамвайных колес за окном. Сердце колотится. Он понемногу приходит в себя, с облегчением осознает, что больше не заключен в подземный склеп. Трамвай проехал, и теперь слышно только тихое дыхание Трикс, шуршание дождя по амстердамским крышам, вздохи парового отопления в доме 81 на Графграверсграхт и шорох уходящей ночи. Трудно отличить одно от другого.

«Мы верим, что любимые не причинят нам боли…»

Колокола Остеркеркa бегло вызванивают пять печальных нот. Джаспер набрасывает коричневый махровый халат Трикс и плетется в ванную. Мази, баночки с кремами, бутылочки лосьонов. Избегая смотреть в зеркало, Джаспер ополаскивает лицо. Он ощущает то, что хочется назвать «болью перемен», но не знает, есть такое чувство или нет. Он заходит на кухню, съедает апельсин. Ставит чайник на плиту и снимает его с огня, прежде чем вода закипает, чтобы свисток не разбудил хозяйку квартиры. Садится с кружкой чая за стол Трикс. Серебряный конь смотрит на Джаспера опаловым глазом. В прошедших часах похоронены строки. Джаспер осторожно начинает раскопки.

В зал регистрации Римского аэропорта, в сопровождении шестерых патрульных, входит капитан полиции, снимает темные очки и обводит взглядом толпу. Дин представляет себе перестрелку между итальянскими полицейскими и бизнесменами у стойки «Аэрофлота», которые все до одного – кагэбисты. Крики, кровь, хаос. Дин уворачивается от пуль, спасает синьорину в розовом жакете. Всех кагэбистов перестреляли. Король Италии награждает Дина орденом. Синьорина в розовом знакомит Дина со своим отцом, у которого замок на вершине холма и сто акров виноградников. «До сегодняшнего дня у меня не было сыновей…» – растроганно говорит итальянец, обнимая бравого сына Альбиона.

Тем временем к капитану полиции присоединяется фотограф.

Лицо у того знакомое. Ну конечно! Это он фотографировал группу в гостинице. Он замечает Дина, Гриффа, Джаспера и Левона, указывает на них пальцем. Капитан шагает к ним, патрульные следом, рассыпавшись клином. «Явно не за автографами…»

– Э-э-э… – тянет Дин. – Левон?!

Левон разговаривает с администратором за стойкой.

– Минуточку, Дин.

– У нас нет минуточки.

Капитан останавливается рядом:

– Вы – группа «Утопия-авеню»?

– В чем дело? – спрашивает Левон.

– Я – капитан Ферлингетти, из Финансовой полиции. Что здесь? – Он тычет пальцем в кожаную сумку у Левона на груди.

– Документы. Ценности.

– Откройте, – приказывает капитан.

Левон повинуется.

Капитан вытаскивает из сумки конверт:

– Что это?

– Две тысячи долларов. Гонорар группы за четыре выступления. Законный гонорар. Наш промоутер, Энцо Эндрицци…

– Нет. Это незаконно. – Капитан засовывает конверт в карман. – Все вы. Со мной. Сейчас. Есть вопросы.

Ошарашенный Левон не двигается с места. Все стоят как пригвожденные.

– Что?

– Concerti[110] в Италии, доходы в Италии, налоги в Италии.

– Но у нас все документы в полном порядке. Вот, взгляните. – Левон разворачивает бухгалтерскую ведомость на итальянском. – Это от нашего промоутера. Официальное подтверждение…

– Нет, – заявляет капитан Ферлингетти. – Недействительно.

Левон спрашивает уже совсем другим тоном:

– Значит, мы должны раскошелиться?

– Тогда арест. Прямо сейчас. Мне все равно. – Капитан что-то говорит администратору по-итальянски. Дин слышит слово «passaporti»[111].

Испуганный администратор протягивает паспорта. Дин тут же хватает их и сует себе в карман.

Капитан Ферлингетти подступает к Дину:

– ОТДАЙ!

У Дина наметанный глаз на продажных копов.

– Наш рейс через полчаса. И мы на нем улетим. Вместе с нашими деньгами. Так что…

Боль в паху раскалывает Дина напополам. Зал регистрации кружится волчком. Скула впечатывается в пол. Перед глазами взрывается сверхновая – вспышка фотоаппарата. Левон возмущенно протестует. К Дину возвращается зрение. Фотограф примеривается сделать еще один снимок. Дин изворачивается ужом и лягает фотографа. Пластмасса, стекло и челюсть хрустят под каблуком. Вопль. Дина пинают сапогами. Он сворачивается клубком, защищая руки и пах.