Как бы ни были забавны журнальные карикатуры или анекдоты про тещ и свекровей, в реальных сексуальных конфликтах нет ровным счетом ничего смешного. Ежедневные новостные сводки изобилуют жестокими и душераздирающими историями о сексуальной жестокости и семейном насилии, увечьях половых органов, сексуальном рабстве, брошенных детях, изнасилованиях, инцестах и прочем. В этой книге мы уже видели, как выбор половых партнеров позволил самкам разнообразных видов птиц приобрести те или иные механизмы, позволяющие расширить их сексуальную автономию, ослабить влияние сексуального принуждения и даже избежать сексуального насилия. Изучая историю сексуального конфликта у людей и наших предков-приматов, мы обнаружим, что все мы вышли преображенными из той же эволюционной борьбы за разрешение этого конфликта, преодоление сексуального принуждения и насилия, а также за расширение женской сексуальной автономии. В самом деле, нам предстоит убедиться, что в эволюции гоминид возрастание сексуальной автономии самок и снижение сексуального контроля со стороны самцов стали ключевыми новшествами, благодаря которым и оказалось возможным становление многих уникальных, сложных особенностей человеческой биологии.

А теперь давайте ненадолго вернемся к утиному сексу.

На страницах этой книги мы рассмотрели коэволюционный «танец», в котором соединились выбор полового партнера и эстетическое разнообразие. Мы также увидели, каким образом сексуальное принуждение может ограничивать, нарушать, извращать и полностью делать невозможным свободный выбор полового партнера, а еще каким образом у самок появилась возможность продвигать свою сексуальную автономию перед лицом непрекращающейся сексуальной агрессии.

У птиц есть два основных механизма, направляющих эволюцию сексуальной автономии самок. Например, у многих представителей семейства утиных самки приобрели механизмы физической защиты, позволяющие снизить эффективность принудительной копуляции. Самки, несущие мутации, благодаря которым морфология их половых путей затрудняет насильственное оплодотворение, произведут на свет сыновей, наследующих привлекательные признаки их отцов. Следовательно, эти самки будут иметь больший репродуктивный успех (то есть большее число внуков), поскольку другие самки будут находить их сыновей сексуально привлекательными. Вернее, этот успех им обеспечен, если они не будут серьезно искалечены и не погибнут в результате насилия со стороны самцов.

К сожалению, как мы видели в главе 5, эволюция анатомических признаков, препятствующих этому насилию, имеет свою оборотную сторону, поскольку она запускает очень затратную и постоянно ускоряющуюся сексуальную «гонку вооружений» между оборонительными возможностями самок и наступательным оружием самцов. В результате страдает репродуктивный успех вида в целом.

Другие птицы, например шалашники и манакины, сумели избежать сексуальной «гонки вооружений» благодаря использованию самого эстетического полового отбора для изменения поведения самцов таким образом, чтобы сексуальная автономия самок от этого выигрывала. Однако здесь важно подчеркнуть, что коэволюционные танцы, приведшие к ограничению сексуального принуждения со стороны самцов, вовсе не заставили самок отдавать предпочтение слабым самцам-«хлюпикам», которые легко поддаются социальному давлению или контролю. Напротив, самки продолжили эволюционировать по пути предпочтения сильных, энергичных самцов, способных на бурные, сложные и артистичные ухаживания, которые воздействуют сразу на несколько сенсорных каналов. С точки зрения самок, никакой эволюционной выгоды[299] в доминировании над самцами не существует. Эволюционная выгода для самок заключается в расширении свободы выбора половых партнеров и репродуктивном успехе в виде сексуально привлекательных потомков, который является следствием этой свободы. Как мы увидим далее, то же самое может быть отнесено, только в гораздо более глубоком смысле, и к следствиям женской сексуальной автономии у людей.

Человеческая сексуальность сильно расходится с сексуальными повадками других приматов. «Средняя» самка обезьян Старого Света[300] ведет подчиненную сексуальную жизнь с очень ограниченными возможностями какой-либо автономии. При этом в отличие от птиц с токовой системой спаривания, где самки берут на себя всю работу по насиживанию и выкармливанию выводков, но в то же время обладают полной сексуальной автономией, самки обезьян Старого Света оказываются в двойном проигрыше. Как правило, на них ложится все бремя выращивания потомства[301], тогда как вклад самцов ограничивается исключительно их собственным продвижением по иерархической лестнице и, по достижении доминантного положения, использованием всех возможностей для спаривания.

К несчастью для самок, социальная иерархия обезьян очень нестабильна. Более молодые и сильные самцы постоянно ищут возможности сместить действующего доминанта их социальной группы, и результаты этих иерархических подвижек для самок могут быть как полезны, так и весьма плачевны. Когда новый самец смещает доминанта, он, естественно, получает новые возможности для повышения своего репродуктивного успеха за счет новообретенного социального и сексуального контроля над самками. Однако новый вожак не может сразу воспользоваться этими открывшимися репродуктивными возможностями в полной мере, так как в каждый конкретный момент времени большинство самок в группе либо беременны, либо кормят детенышей. Молочное вскармливание длится у обезьян по нескольку месяцев, а то и лет; овуляция в это время у самок подавлена, и они не спариваются.

Соответственно самцы многих видов приматов приобрели в эволюции склонность создавать себе дополнительные возможности для размножения, убивая всех грудных детенышей самок в доставшейся им в подчинение группе. Когда детеныш погибает, грудное вскармливание прекращается, и самка вскоре восстанавливает гормональную активность, входя снова в эструс. Детоубийство – самый эгоистичный способ, которым самцы добиваются максимально быстрой реализации всех репродуктивных преимуществ победы в конкуренции между самцами. Однако и для самок, и для популяции в целом результаты такой стратегии оказываются сокрушительными. Например, в популяции медвежьего павиана (Papio hamadryas ursinus) в Ботсване при очень высокой смертности детенышей – доходящей в отдельные годы до 75 процентов – около 38 процентов этого вида смертности приходится на убийство детенышей самцами[302], что значительно превышает смертность от других причин.