Джеймс Бонд – порождение фантазии, которое можно лучше всего описать термином, украденным из чрезвычайно любопытного и весьма малоуважаемого поля – из фанфиков: Мэри Сью. Персонаж Мэри Сью – это своего рода шаблон в сценарии, картонный силуэт, в который автор может втиснуть собственные мечты и фантазии. В случае Бонда, однако, непростительно считать, что знаменитый шпион был для своего автора Мэри Сью, поскольку у Флеминга сложились со шпионажем любопытные и двойственные отношения.

Первые тридцать лет жизни он провел как дилетант, любитель, неудачливый биржевой брокер, корреспондент-международник и банкир, но на работу мечты Флеминг попал накануне Второй мировой войны – стал секретарем директора военно-морской разведки в Адмиралтействе. Война обернулась для Яна Флеминга благом, расширила его горизонты, дала пищу воображению и востребовала его многочисленные таланты. Но Флеминг слишком много знал, он хранил столько тайн, что его заворачивали в шелк и бархат и не позволяли заниматься полевой работой. Он закончил войну с отличным послужным списком и полным отсутствием боевого опыта (если не считать того, что он пережил бомбардировки люфтваффе или наблюдал битву за Дьепп с палубы эсминца, стоявшего на безопасном расстоянии от побережья Нормандии). Флеминг вырос в тени отца, который героически погиб на Западном фронте в 1917 году, а взрослая его жизнь прошла в тени старшего брата, бывшего более уважаемым писателем, чем Ян. Легко вообразить, как такие неблагоприятные сравнения в семье могли повлиять на творческого, но ветреного повесу, который почти нашел себя на войне, позволившей ему вообразить себя на месте героя не просто большого, но большего, чем вся его собственная жизнь.

И можно сказать, что в итоге Джеймс Бонд оказался больше Яна Флеминга. Мало романов переживают своего автора и еще меньше – получают продолжения, написанные последователями, но на ниве Флеминга потрудились и несколько других писателей (в их числе Кингсли Эмис и Джон Гарднер). Немногие литературные персонажи получают биографии, написанные другими; но Бонд не только обзавелся автобиографией (благодаря Джону Пирсону), но и произвел на свет целую культурную индустрию, в том числе семиотическое исследование от Умберто Эко. Уж это-то о чем-то да говорит…

Как и во всякой настоящей жемчужине, в глубине образа Бонда скрывалась песчинка правды: Флеминг писал триллеры, опираясь на свой настоящий опыт. Годы работы в оранжерейной атмосфере Кабинета № 39 в Адмиралтействе (где располагалась штаб-квартира разведки Королевского флота) дали ему представление об операциях главных шпионских организаций мира. Во время командировок в Вашингтон он работал с дипломатами и офицерами УСС (которое впоследствии превратилось в ЦРУ). Есть также основания полагать, что в качестве новостного редактора «Сандей Таймс» после войны Флеминг предоставлял помощь офицерам МИ6. Первые романы о Бонде проходили перед публикацией проверку в этой организации. Сам Бонд, конечно, персонаж выдуманный, но ограничения, налагаемые разведкой, на которую он работал, были взяты из реальной жизни, пусть это и была реальность разведки начала сороковых.

Шпионаж во время Второй мировой войны мало походил на современный. Он начал меняться уже в конце пятидесятых, когда в небе запищали футбольные мячи спутников и начальники разведок стали мечтать о спутниках-шпионах. В 2004-м, когда МИ5 (управление контрразведки) разместило открытые вакансии в прессе, мы уже можем быть уверены, что Бонду настоятельно рекомендовали бы найти другую работу. Шпион должен быть невысок (ниже 180 см или 5 футов 11 дюймов для мужчин) и неприметен. Поскольку МИ5 относится к госслужбе, в штаб-квартире наверняка запрещено курить и не поощряется употребление алкогольных напитков на рабочем месте. Сотрудники МИ5 и МИ6 отнюдь не заняты уничтожением врагов государства: любое решение о применении силы должно приниматься на уровне министра иностранных дел, соответствующем комитете кабмина и в других бюрократических надстройках правительственного надзора. Агент МИ6, который ездит на «бентли» 1933 года с усиленным двигателем и играет на большие деньги в казино, как это делает Бонд в первом романе, – это практически идеальная инверсия образа настоящего шпиона.

Но архетипу это не повредило. Джеймс Бонд продолжал расти и развиваться даже после того, как его создатель в последний раз закрыл портсигар. В некотором смысле это был результат литературной целесообразности. Экранизации начались посреди развернутой сюжетной линии (поскольку все романы Флеминга связаны друг с другом), и хотя «Доктор Ноу» первым попал на пленку, эта книга была продолжением «Из России с любовью», которую экранизировали второй. Поэтому с сюжетом романов с самого начала обходились довольно творчески. Можно долго читать книги Флеминга и не найти и следа вечных разговоров между Бондом и секретаршей М, мисс Манипенни, которые стали одним из лейтмотивов в фильмах, не говоря уж об умопомрачительных отступлениях от оригинала в фильмах среднего периода с Роджером Муром (в особенности в «Шпионе, который меня любил» и «Лунном гонщике»).

Литературный Джеймс Бонд – плоть от плоти довоенных лондонских клубов: человек высшего общества, сноб, жестокий манипулятор в отношениях с женщинами с едва прикрытыми наклонностями к садомазохизму и почти психопатической жестокостью по отношению к врагам. С годами его кинематографический брат-близнец приобрел выносливость Супермена, научился игнорировать законы физики, выходил в космос (равно внутренний и внешний) и обесчестил больше девиц, чем Дон Жуан. Он мутировал, чтобы соответствовать предрассудкам и неврозам своего времени: задумывался (только вслушайтесь!) о моногамии и даже дружил с героическими афганскими моджахедами в конце восьмидесятых, в эпоху СПИДа и позднего СССР в «Искрах из глаз». В фильме «Золотой глаз» он работает под жесткой постфеминисткой М[22], а в «И целого мира мало» столкнулся с женщиной-архизлодейкой (от такого нововведения Флеминг, представления которого о допустимом поведении прекрасного пола сформировались в двадцатых, наверняка перевернулся в гробу). Но другие аспекты архетипа Бонда неизменны. Флеминг был очарован быстрыми автомобилями, экзотическими странами и хитроумными устройствами, и все эти черты его романов усилились и экстраполировались в эпоху современных спецэффектов.

Так как же Джеймс Бонд («сексистский, мизогиничный динозавр, реликт Холодной войны», по словам, вложенным сценаристами в уста М из «Золотого глаза») сохраняет место в нашем воображении полвека спустя после своего литературного рождения? Каково это, когда Мэри Сью ходит по стране воображения и пробивает дыры в сюжете выстрелами из «Вальтера ППК» (или П99, на который Бонд переходит в «Завтра не умрет никогда»)? Если мы хотим это понять, стоит начать с изучения темной тени Бонда – Злодея.

Если судить по его работе, Бонд – неприятный тип, которому вы точно не захотели бы одалживать свою машину. Чтобы этот необработанный алмаз засверкал, нужно показать его на бархатно-черном фоне ужасного злодейства. Если очистить архетип Бонда от разврата, роскоши и снобистской моды, останется неаппетитно поверхностный, хладнокровный убийца – похожий на Квиллера из романа Адама Холла или Каллана из цикла Джеймса Митчелла, но без легкого цинизма, да и вовсе без каких-то искупающих качеств. Таким образом, роль Врага становится критически важной для того, чтобы сохранять привлекательность героя. Флеминг описывал жестокий современный мир, в котором черно-белая картина довоенных триллеров смешалась и приобрела сероватую двусмысленность эпохи Холодной войны. Бонд – рыцарь в сверкающих доспехах, который борется за добродетель и свободу мира против дракона – будь то мистер Биг, доктор Ноу, Аурик Голдфингер или грозная тень величайшего из врагов Бонда, Эрнста Ставро Блофельда, первого номера СПЕКТРа (Специального комитета по контрразведке, терроризму, ответным мерам и принуждению)[23].