Внезапно на стене появился новый узор света, потек к потолку, хотя никто из нас не рисовал его.

«Это не прикосновения, — прозвучал голос Мийи в моей голове. — Это ваш дар».

Она вошла в полутемную комнату, лицо светилось отраженным светом и было совершенно бесстрастным, пока она, собрав свое внимание, вносила свою лепту в наши художественные начинания.

Я отодвинулся от стены, разрывая свой физический контакт с ней, желая узнать, перестанут ли растекаться по стене краски, оставленные моим телом. Но они продолжали сплетаться как морозный узор, следуя моим мыслям, формируясь под воздействием моего взгляда, моей прихоти. Джеби не обращал внимания на нас обоих, уйдя с головой в сверхъестественное рисование пальцем и в скольжение телом по стене, создающее неповторимые картины.

Я тряхнул головой — краски пошли по стене зигзагом, подобно молниям.

«Но я не обладаю телекинезом».

«Любое проявление дара вызывает эти краски», — сказала Мийа.

Я вспомнил гидранские шарики с картинкой внутри и как когда-то я умел мысленно управлять образами, менять эту картинку.

«Для чего это?»

«Для красоты. — Она мысленно пожала плечами, зная об этом не больше моего. — Возможно, это просто так, — подумала она, и я почувствовал ее улыбку. — Разве не так?»

Я покачал головой, наблюдая за силуэтом Джеби, танцующим перед нами в разноцветных лучах. Лекарственный мешочек Воуно мягко коснулся моего запястья, внезапно меня наполнила опустошенность — чувство потери, сожаление, — словно она сказала мне ложь.

«Что? Что это? — Мийа неуверенно коснулась мешочка. Я показал ей лицо Воуно. — Что случилось?»

Я воскресил свои воспоминания, позволив ей самой все это увидеть. То, что сделали со мной Наох и патриоты, было только каплей в море крови.

Мийа застонала, прижимая ладони ко рту.

Я оборвал контакт, выталкивая ее из своего мозга, чтобы она не проникла глубже, не в силах выдерживать ее боль или знание того, что я сам вызвал ее.

Она уставилась на меня, ее зрачки были широкими и черными, на лице танцевала радуга. Я обхватил ее руками, когда она начала отворачиваться, прижал ближе к сердцу, прислонился головой к ее голове, не глядя на ее лицо, чтобы мне не насиловать совершенную красоту этой комнаты своими черными мыслями.

Той ночью, после того как Джеби заснул, Мийа тихо повела меня вниз через этажи монастыря туда, где открывались в стене тяжелые деревянные двери. За ними по откосам вилась тропка, как серебряная нить, спускаясь к мосту, перекинутому через реку. На другом берегу не было человеческого города. Там вообще ничего не было, кроме тишины и темноты.

Но все небо было усыпано звездами, подобными искрам, разлетевшимся из чудесной кузницы солнц. Звезды бились, как птицы, в бледных силках облачков тумана от нашего дыхания. Они казались бесчисленными пылающими нейронами, вспыхнувшими от жара любви.

Мийа вела меня вперед, я шел за нею, отстав на два шага. Не знаю, касалась ли она моих мыслей, чувствовала ли она образ, который защищал меня от ночного холода. Ее собственные мысли были почти недоступны для меня после того, что произошло днем. Я не знал, давала ли она мне то пространство, в котором нуждался я, или же пряталась от меня. И я не знал, как спросить ее об этом.

Я следовал за ней вниз по узенькой тропке осторожно, чуть ли не на ощупь, что так не подходило к ее грациозным движениям, пока мы не дошли до моста. Там, где он начинался, по обе стороны тропы стояли столбы.

Цепь загораживала проход. С каждого ее изящного звена свисали замки. Даже в сумеречном свете видно было, что цепь проржавела, словно она загораживала путь бесчисленным паломникам с начала времени гидранов в этом мире.

Я мог свободно переступить через нее. Цепь не остановит человека, не оставит в одиночестве гидрана. И почему на ней так много замков — некоторые из них совсем древние, а некоторые почти новые, — замков, которые ничего не запирают?

— Что они означают? — тихо пробормотал я, не желая громким голосом нарушить тишину, но боясь того, что случится, если мой мозг не сможет сам задать вопрос.

Она взглянула на меня. Мне показалось, что я вижу слезы, блестящие в лунном свете в уголках ее глаз.

— Они оставлены здесь влюбленными, — ответила она. — Теми, кто нашел нэшиертах. Это залог того, что они будут намастэ всю свою жизнь.

Мое сердце обожгла невыносимая боль. Я уставился в темноту, ждущую удобного момента, чтобы сомкнуться, поглотить меня.

«Биан, — мягко произнесла Мийа у меня в голове. — Это неправда».

— Что? — прошептал я.

«Твоя мать не была проституткой. Твой отец не был насильником. Если бы они не любили друг друга, ты бы не родился».

Я оглянулся на нее.

«Как? Как ты… Откуда ты знаешь? Это могло быть…»

«Этого не было».

— Ты уверена? — спросил я хрипло, мысли мои расплывались. — Тогда почему? Почему он оставил ее в Старом городе? — Мои руки сжались в кулаки. — Почему он покинул меня?

«Возможно, это был ее выбор. — Мийа ласково коснулась моего плеча. — Возможно, он не знал о тебе, она могла не сказать ему. Они были из разных миров. Когда миры сталкиваются, все разлетается. — Она наклонила голову. — Любовь… любовь не сильнее этого».

Я вспомнил замок, виденный мной в груде подношений в пещере молитв. Я вспомнил боль на ее лице, когда она подняла его и сказала мне, что он принадлежал Наох. Я вспомнил Наву, его ругань в наркоманском притоне на задворках города. Я попытался вспомнить Наох, не думая о том, что она сделала со мной. Не смог.

Я взял руку Мийи — холодную руку холодной рукой. Пожатие наших рук было залогом всего, что я мог предложить, всех обещаний, которые мы могли дать друг другу здесь и сейчас. Она пододвинулась поближе, я почувствовал, как сливается тепло наших тел, согревая нас обоих.

Не отпуская моей руки, Мийа снова направилась вперед. Она переступила через цепь и подождала меня, последовавшего за ней, думая о смирении и смертности, о том, как большая часть того, что случается с твоим телом, неотделима от того, что происходит в твоих мыслях, в твоей душе.

Из чего бы ни был сделан мост, он не скрипел и не качался под нами. Мягкая поверхность заглушала наши шаги, и они исчезали в свисте ветра. Когда мы дошли до середины моста, Мийа села на широкие перила, свесив ноги над бездной.

Я сел рядом с ней, расслабившись, чтобы мое тело отдохнуло от прогулки. Я посмотрел вниз, в пропасть, и вверх, в головокружительную высоту неба, как Мийа. Сидя рядом с ней, я чувствовал себя в безопасности, и даже бездонные глубины ущелья и неба не тревожили меня. В свете луны звезды потускнели совсем немного, хотя света было вполне достаточно, чтобы мы могли разглядеть призрачные оттенки цветов нашей одежды. Я чувствовал, как от Мийи разлетаются ее мысли, влетая в меня, кружась вокруг, обнимая ночной мир, подобно молитве.