— Есть, сэр. И боевые действия временно приостанавливаются на период передачи пленных?

— Да, — нехотя согласился Буш.

Это неизбежно вытекало из предыдущего, однако звучало подозрительно, как бы намекая на возможность дальнейших переговоров.

Так день постепенно перешел в вечер. Целый час ушел на препирательства по поводу честного слова, под которое отпускают пленных. К двум часам соглашение еще не было достигнуто. Чуть позже Буш, стоя у главных ворот, наблюдал, как из них толпой выходят женщины, неся узлы со своими пожитками. Лодка не могла взять их всех, пришлось ей сделать второй заход, прежде чем дело дошло до пленных мужчин, начиная с раненых. Тут, к радости Буша, из-за мыса появилась наконец «Слава». С поднявшимся морским бризом она гордо вступила в залив.

Вот и Хорнблауэр опять еле переставляет ноги от усталости.

— На «Славе» ничего не знают о прекращении боевых действий, сэр, — сказал он. — Они увидят лодку, полную испанских солдат, и, ясное дело, откроют по ней огонь.

— Как же дать им знать?

— Мы обсудили это с Ортегой, сэр. Он одолжит нам лодку, чтобы мы смогли передать сообщение на «Славу».

Отсутствие сна и крайнее изнеможение взяли верх над терпением Буша. Этой последней капли его обессиленное от усталости сознание уже не вынесло.

— Вы слишком много на себя берете, мистер Хорнблауэр, — сказал он. — Черт возьми, я здесь командую.

— Да, сэр, — ответил Хорнблауэр, вытягиваясь по струнке.

Буш смотрел на него и пытался привести свои мысли в порядок после вспышки раздражения. Нельзя отрицать, что «Славу» нужно поставить в известность. Если она откроет огонь, это будет нарушением достигнутого соглашения, одной из сторон которого был он сам.

— Тысяча чертей! — сказал Буш. — Поступайте как знаете. Кого вы пошлете?

— Я могу отправиться сам, сэр. Тогда я смогу передать Бакленду все необходимое.

— Вы имеете в виду о… о… — Бушу решительно не хотелось касаться опасной темы.

— О возможности дальнейших переговоров, — бесстрастно произнес Хорнблауэр. — Рано или поздно он должен будет узнать. А пока Ортега здесь…

Смысл был очевиден, а предложение разумно.

— Хорошо. Я думаю, лучше отправиться вам. И запомните мои слова, мистер Хорнблауэр, вы должны четко сказать, что я не уполномочивал вас вести никаких переговоров по тому вопросу, который вы имеете в виду. Никаких. Я тут ни при чем. Вы поняли?

— Есть, сэр.

XII

Три офицера сидели в командирском помещении форта Самана. Действительно, раз Буш теперь командовал фортом, это помещение по-прежнему можно было называть командирским. В углу стояла кровать с москитной сеткой, в другом конце комнаты сидели на кожаных креслах Бакленд, Буш и Хорнблауэр. Свисавшая с потолочной балки лампа наполняла комнату едким запахом и освещала их потные лица. Было жарче и более душно, чем на корабле, зато здесь, в форте, не мучило гнетущее сознание того, что за переборкой лежит безумный капитан.

— Я и на минуту не сомневался, — сказал Хорнблауэр, — что, когда Виллануэва послал сюда Ортегу начать переговоры о пленных, он велел ему прощупать почву на предмет вывода войск.

— Вы не можете знать наверняка, — возразил Бакленд.

— Ну, сэр, поставьте себя на место Ортеги. Стали бы вы хотя бы намекать на такое важное дело, если бы вас не уполномочили? Если бы не получили на сей счет конкретных распоряжений?

В этом никто, знавший Бакленда, не усомнился бы, и для него самого такой довод был наиболее убедителен.

— Значит, Виллануэва думал о капитуляции с тех самых пор, как узнал, что мы взяли форт и «Слава» сможет встать на якорь в заливе.

— Полагаю, так, — нехотя согласился Бакленд.

— А раз он готов капитулировать, он либо отъявленный трус, либо в серьезной опасности, сэр.

— Ну…

— Нам, чтобы вести с ним переговоры, не важно, как на самом деле обстоят дела, реальная опасность или мнимая.

— Вы говорите, как крючкотвор, — сказал Бакленд.

Его пытались логическими рассуждениями принудить к быстрому решению, а он этого не хотел и, обороняясь, употребил одно из самых оскорбительных слов, какие знал.

— Простите, сэр. Я не хотел проявить непочтение. Я позволил себе разболтаться. Конечно, ваше дело решать, в чем состоит ваш долг, сэр.

Буш заметил, что слово «долг» заставило Бакленда напрячься.

— Ну ладно, как вы думаете, что за всем этим скрывается? — Бакленд просто тянул время, но его вопрос позволил Хорнблауэру излагать свои взгляды дальше.

— Виллануэва уже несколько месяцев удерживает от восставших этот конец острова, сэр. Мы не знаем, какая территория у него осталась, но можем догадаться, что маленькая — возможно, до того хребта на противоположной стороне залива. Порох… пули… кремни… обувь — всего этого ему наверняка не хватает.

— Судя по тем пленным, которых мы взяли, так и есть, — вставил Буш.

Он затруднился бы объяснить, что заставило его внести в разговор свою лепту. Возможно, его интересовала истина сама по себе.

— Может, и так, — протянул Бакленд.

— И тут появляемся мы, сэр, и отрезаем его от моря. Он не знает, сколько мы тут пробудем. Не знает, каковы ваши инструкции, сэр.

Хорнблауэр тоже не знает, заметил про себя Буш. Бакленд при упоминании инструкций беспокойно заерзал.

— Это к делу не относится, — сказал он.

— Он видит, что отрезан от моря, а припасы тают. Если положение не изменится, он вынужден будет сдаться. Он предпочтет начать переговоры сейчас, пока еще может торговаться, не дожидаясь последней крайности, когда вынужден будет капитулировать безоговорочно, сэр.

— Ясно, — сказал Бакленд.

— И он предпочтет сдаться нам, а не неграм, сэр, — заключил Хорнблауэр.

— Да, конечно, — вставил Буш.

Все хоть немного да слышали о зверствах, творимых восставшими рабами, которые за восемь лет залили остров кровью и выжгли огнем. Все трое некоторое время молчали, обдумывая смысл последнего замечания.

— Ну что ж, очень хорошо, — сказал наконец Бакленд. — Давайте послушаем, что он предложит.

— Привести его сюда, сэр? Он уже давно ждет. Я могу завязать ему глаза.

— Делайте что хотите, — покорно ответил Бакленд.

При ближайшем рассмотрении, когда с него сняли повязку, полковник Ортега оказался моложе, чем могло показаться издалека. Он был очень строен и носил свой потрепанный мундир с претензией на элегантность. Мускул на его левой щеке непрерывно подергивался. Бакленд и Буш медленно поднялись. Хорнблауэр представил офицеров друг другу.

— Полковник Ортега говорит, что не знает английского.

Хорнблауэр лишь слегка нажал на слово «говорит» и лишь слегка задержал взгляд на старших офицерах, но предупреждение было ясно.

— Хорошо, спросите, чего он хочет, — сказал Бакленд.

Были произнесены первые церемонные фразы на испанском; каждый из говоривших, очевидно, прощупывал слабые места противника, пытаясь в то