— Ты ведь возьмешь меня с собой, дядя, правда? — Глаза Яна вспыхнули жарким огнем, волосы упали на лоб. — Тебе ни за что самому не управиться с этой женщиной, уж поверь мне… она же здоровенная, как бочка черной патоки!

Джейми улыбнулся племяннику.

— Да, Ян. Полагаю, нам понадобится еще один мужчина.

— Та-ак… — протянула я, злобно уставившись на Джейми.

— Ну, хотя бы для того, чтобы присматривать за твоей тетушкой, если не будет других дел, — как ни в чем не бывало, продолжил Джейми, ответив мне язвительным взглядом. — Мы выезжаем через три дня, Сасснек… если к тому времени Майерс сможет сесть в седло.

* * *

Трех дней было явно маловато, но с помощью Майерса и Федры мои приготовления все же были завершены к нужному моменту. Я взяла с собой небольшую дорожную сумку с медикаментами и самыми необходимыми из инструментов, а седельные сумки были битком набиты продуктами, одеялами и кухонными принадлежностями. Оставалось решить еще один маленький вопрос с одеждой.

Я обмотала длинную шелковую полосу крест-накрест вокруг своей груди, связав ее концы спереди изящным узлом, и внимательно изучила в зеркале полученный результат.

Неплохо. Я подняла руки и всем телом повернулась в одну сторону, потом в другую, проверяя, как оно все ощущается. Да нормально.

Хотя, пожалуй, если я еще раз оберну вокруг торса этот шелк, прежде чем завязывать узел…

— Эй, чем это ты тут занимаешься, Сасснек? И что это такое на тебе надето, скажи на милость? — Джейми, сложив руки на груди, прислонился к дверному косяку и рассматривал меня, вытаращив глаза и вздернув брови.

— Да вот, пытаюсь соорудить бюстгальтер, — важно ответила я. — Я вовсе не собираюсь скакать по горам в дамском седле, принаряженная в платье, а если на мне не будет корсета, то вряд ли мне удастся иначе поддержать грудь, чтобы она не прыгала вверх-вниз. Это очень неудобно, когда она просто так болтается.

— Да уж, догадываюсь, — Джейми наконец оторвался от дверного косяка и обошел вокруг меня, держась на приличном расстоянии и с особым вниманием рассматривая мои нижние конечности. — А вот это что такое?

— Нравится? — Я положила ладони на бедра, поглаживая кожу обтягивающих брюк, сшитых для меня Федрой (пока она их сооружала, она непрерывно хохотала, как сумасшедшая), — сшитых из мягкой оленьей кожи, доставленной одним из друзей Майерса из Кросскрика.

— Нет, — резко сказал Джейми. — Не нравится. Ты не можешь ходить в… в… — Он, не находя слов, нервным жестом обвел мои ноги.

— В брюках, — подсказала я. — Это называется брюки. Само собой, могу. Я постоянно носила брюки в своем времени, в Бостоне. Они очень удобны.

Джейми несколько мгновений молча смотрел на меня. Потом снова обошел вокруг — очень медленно. И наконец у меня за спиной раздался его голос:

— И ты выходила в таком виде на улицу? — недоверчиво спросил он. — И тебя могли видеть ваши мужчины?

— Конечно, — сварливо ответила я. — И большинство женщин в моем времени носят брюки. Почему бы и нет?

— Почему нет? — в голосе Джейми прозвучал самый настоящий ужас. — Да я же вижу твою задницу, как голую, Сасснек! Даже расщелина между ягодицами видна, черт побери!

— Я твою задницу тоже вижу, — напомнила я ему, поворачиваясь. — Я ее вижу день за днем, постоянно, всегда, когда ты надеваешь бриджи, но далеко не при каждом взгляде она вызывает у меня непристойные мысли относительно твоей персоны.

Губы Джейми дернулись; он явно не знал, то ли ему рассмеяться, то ли рассердиться. Воспользовавшись его нерешительностью, я сделала шаг вперед, обхватила его руками за талию, а потом крепко сжала его ягодицы.

— На самом-то деле только твой килт вызывает у меня желание сбить тебя с ног и изнасиловать, — пояснила я. — Но и в бриджах ты выглядишь недурно.

Тут уж он расхохотался и наклонился, чтобы как следует расцеловать меня; его руки тщательно исследовали ту часть моего тела, которая была обтянута мягкой кожей, и я прижалась к нему покрепче.

— Сними их, — сказал он наконец, отрываясь от меня, чтобы вздохнуть.

— Но я…

— Сними! — твердо повторил он. Отступив чуть назад, он потянул за шнурок, стягивавший его ширинку. — Потом можешь снова их надеть, Сасснек. Но если уж речь зашла об изнасиловании, то насильником буду я, и немедленно, ясно?

Август 1767 года.

Они спрятали эту женщину в сарае, где подсушивались табачные листья, на краю самого дальнего поля Фархарда Кэмпбелла. Почти не было риска, что там ее кто-то заметит, — кроме, конечно, собственных рабов Кэмпбелла, но они и так все знали; и тем не менее мы забрали ее оттуда с большой осторожностью, приехав сразу после наступления темноты, когда небо сменило цвет лаванды на почти серый оттенок, и сарай едва можно было рассмотреть уже в нескольких шагах.

Женщина выскользнула наружу, как призрак, закутанная в плащ с капюшоном, и была тут же усажена на запасную лошадь, — примерно так же грузят на борт тюки с контрабандным товаром. Она моментально поджала ноги и обеими руками вцепилась в седло, превратившись в нечто вроде большого мяча, охваченного паникой; стало ясно, что она ни разу в жизни не ездила верхом.

Майерс попытался всунуть ей в руки поводья, но она не обратила на него ни малейшего внимания, только еще крепче прижалась к седлу и громко застонала от страха. Мужчины начали беспокоиться, то и дело оглядываясь на пустые поля, как будто ожидали, что там вот-вот появится сержант Марчинсон со своими приспешниками.

— Пусть едет со мной, — предложила я. — Может, так она будет чувствовать себя немного спокойнее?

Женщину с некоторым трудом оторвали от ее лошади и взгромоздили на круп моей, позади меня. Он нее сильно пахло свежими табачными листьями, и это был острый, одуряющий запах, — но сквозь него ощущалось и что-то еще, похожее на мускус. Негритянка тут же обхватила меня руками за талию и прижалась ко мне изо всех сил, но больше не сделала никакого движения и не издала ни звука.

Нечего и удивляться тому, что она напугана до полусмерти, подумала я, поворачивая лошадь и следуя за Майерсом. Она могла и не знать того, что Марчинсон с шумом и гамом рыщет по всей округе, но у нее наверняка не было ни малейших иллюзий на тот счет, что может случиться с ней, если ее поймают. Она ведь наверняка стояла в толпе на лесопилке две недели назад…

Перед лицом подобной смерти побег и перспектива оказаться в руках диких краснокожих, возможно, казались несколько более предпочтительными, — но, судя по тому, как сотрясалось от дрожи ее тело, она не видела особой разницы; погода стояла вовсе не прохладная, однако женщина тряслась, как на морозе.